Книга  «На ольховой реке» являет собой неразрывное сплетение пейзажной и философской лирики. Поэтический текст отличает чуткая звукопись, особый музыкальный строй. Созерцательная манера восприятия мира придаёт авторской интонации сдержанную силу и глубину.
Основную тему стихотворений можно определить как «преодоление смерти». Автор через призму природы решает для себя фундаментальные вопросы бытия.

***
Не смотри на меня, только подлинно дух нареки,
Подбирая слова, словно камни из зимней реки.
Бродит долгая смерть по грибы на лесной стороне
И сквозь долгую жизнь постепенно подходит ко мне.
Не учи ничему, ни которую ягоду брать
В этой чаще вселенской, меня не учи умирать,
В эту чашу вплывать, раздвигая колодезный мрак,
В эту реку вступать и входить в леденящий овраг.
Не смотри на меня, не люби меня дальше, не прячь,
Как бы ни был мой дух подневолен, а разум горяч,
Чтобы к устью уже ничего не осталось в руке –
Только слово твоё, только сон на ольховой реке.

***
дубы в воде.
глубокий ноев сон.
в воде сады,
как лес потусторонний.

уже идёт невидимый циклон,
и от него, как от ожога, больно.

всё смертно здесь.
вода сияет так,
как будто смертность – тайна благодати,
в сердечный круг вживлённый божий знак,
немой огонь вселенского объятья.

ты будешь там
и встретишь рай земной,
всё тот же сон святого половодья,
где над твоей бессмертной головой
идёт циклон в невидимых поводьях.

***
когда ты поднимешь лицо
от будничных тягот,
когда поплывёшь по реке
в рукав темноты –
под выпавший нож дождевой
безропотно лягу,
и счастье с бедой наконец
сравняют черты.
о, что это было: ты мой,
в лесах сновидений
на ощупь творение тел
из облачных глин..
у тёмного устья пути
встаю на колени:
любовь моя, душу и дом
ему отдадим.

***
вдохну – и в текучее время,
как в вязкую воду, нырну.
там кто-то, целующий темя,
несёт тебя к дальнему сну.
какая любовь и какая
в ответ неумелая жизнь..
ты маленький, ты сирота ли,
беспомощный ли, – отворись.

тебя принимают, и рану
врачуют, и в сердце глядят.
проснёшься немыслимо рано
четырнадцать жизней назад.
очнёшься под дождь кропотливый,
вцепившийся в тело реки.
спасёшься от божьего мира
под пологом божьей руки.

боюсь потерять принадлежность
тебе, но из мыслимых льгот
чистейшая выпадет нежность
как участь на будущий год,

где нас, отделённых от тверди
в птенцовую хрупкость ума,
из рук пограничника-смерти
любовь принимает сама.

***
вода между нами, не смерть, не зола.
над заводью туч вереница.
ты берег, который река берегла.
я переселённая птица.
бесспорное детство – в поддельной глуши
суглинок, ступни холодящий –
ты берег, в котором теперь ни души,
не то что глуши настоящей.
ты берег, ты жертва, я птица, я дух.
ты детство, и всё что осталось:
пути благодати источников двух
свести в половоденный хаос.
но твёрдая отмель, и зыбкое дно,
и лоб переката горячий –
всё памяти раньше.
и жить суждено.
ты сердце моё, не иначе.

***
когда сердечный вал затопит тишина –
страданью не взойти над радостью и раем.
тебе не утонуть – в тебе не видно дна.
обнимем темноту и память потеряем.

ты  девочка, душа, тебя не заглушить
походами в обход за холод холокоста.
не бойся ничего, протягивая нить
из безвоздушных ям внезапного сиротства.

не бойся ничего, пока тебя несу.
не ты меня несёшь – и нам спасенья мало.
но где-то далеко в заоблачном лесу
я всё тебе отдам и выброшусь в начало.

***
ни дольнего клада,
ни дара земного не жди.
над меркнущим садом
встают отрешённо дожди.
над меркнущим садом,
где я в полутёмном часу
речную прохладу
спокойно на берег несу.

ни сна, ни печали –
всё свет, милосердие, явь.
на нищем причале
себя назови и оставь.
над морем, над чащей
не медли, свершая отлёт.
и день настоящий.
и вечер уже не придёт.

***
везде, где были голубые дали – везде вода.
отчаливать от берега печали, от стен стыда,
от этой красоты, от этой муки – сквозь свет и тлен –
в другие племена, в другие руки – в последний плен.
где памяти бессонные сплетенья,  где пламень их, –
волнуют только музыка и зренье, а разум тих.
отсюда до сердечного порога – не холод дна.
одна неизъяснимая дорога. душа одна.

***

мы как дети серьёзны.
мы тщимся друг друга сберечь
только в этих руках,
под которыми явны предметы.
но не слушая нас,
повторяет беззвучная речь:
наши дни сочтены.
мы одни у течения Леты.

Кто стоит, отгадай,
за твоим нерушимым плечом
(я запомню его – и оно оттого нерушимо)
я увижу его из реки, где глазам горячо,
а ступни холодит голубая небесная глина.

только не упади,
даже если и я упаду.
только не уходи – вот уж голос поистине детский.
оставайся во мне,
продлевая мою немоту,
чтобы только в неё у речного порога одеться.

***
долог твой сон и глубок.
долга последний ледок
тонок, как поздний ребёнок.
чистой, без мает и мук,
жизнь выпадает из рук
в лёгкую плоть плоскодонок.

будет белее берёз
остановившийся плёс,
чёрными – кущи погоста.
где мы кидались с тоски
в тёплое тело реки
и в одиночество роста.

стынь на морозной лыжне
ныне – внимай белизне,
чуя отчётливость рая
в полном молчании сна
в поле, в плену полотна
без горизонта, без края.

стынь, ибо тщетен уклад:
старясь, уходишь назад
в чёрные раны равнины –
в рощи, в разверстости рва,
в русла, овраги, слова –
в чрево, к язычеству глины.

***
опасное счастье,
поскольку ясна
его завершенья
литая блесна

и лютая после
подсечка.

рассеется морок,
закончится хмель –
ты вытащишь душу
на зябкую мель

под ветер студёный
и встречный.

***
осыпью спелой малины пьяны,
не обернёмся на зов тишины,
не распознаем внезапную явь,
время, как реку, секущую вплавь.

память – от плоти отчаливший плот –
к думе посмертной её понесёт,
чтобы, изъята на ощупь на свет,
жизнь ликовала о лёгкости лет.

***
отцу

Смотрю на реку –
нет печали,
покой в покинутости рек.
Стволы и травы одичали,
как выпал снег.

Пустует отмель.
Зябнет птица.
Протоки стягивает лёд.
Зиме уже не отступиться,
её черёд.

Наверное,
ты видишь это,
оставив тяжкий труд и быт,
где мы, сухие люди лета,
молчим навзрыд.

***
рябины огненная гроздь
кропит капелью горькой горсть

горит! но ягоды грозят
с костра студёный сбросить град

и чем их праздничнее вид,
тем явь отчётливей томит,

где вверх ручищами древес
из тьмы ручья струится лес

***
бессилие моё,
устань и уступи
бессилие моё,
очнись перед любовью
и вспомни,
как земля
вплетается в ступни,
когда вслепую дождь
крадётся через поле

как светится трава,
вся в сдержанных слезах,
как часты
вздроги луж,
а капли – редки, редки;
как жизнь теряет ход,
и длительность,
и страх,
а долгий день стоит
у этой вечной метки.