Река Пьеса в одном действии БАРЫШНИКОВЫ: Таисия, 60 лет Маргарита, её дочь, 42 года Антон, её сын, 23 года МИРОНОВЫ: Лида, 60 лет Владимир, её муж, 65 лет Вадим, их сын, 30 лет ТАШИМА ФАДУЕВА, ведунья, их соседка, на вид лет сорок. Большой город, в нём течёт небольшая река, на одном берегу этой реки собственно то, что называется большим городом, а на другом – кусты и старые жилые многоквартирные дома, памятники архитектуры позапрошлого века. В самом большом и самом старом из них, в соседних квартирах и живут эти три семьи. СЦЕНА ПЕРВАЯ. Тишина, вечер. БАРЫШНИКОВА и МАРГАРИТА сидят в гостиной. МАРГАРИТА сидит на диване, с зеркалом, БАРЫШНИКОВА ходит по комнате, выглядывает в окна. В комнате зажжены несколько тусклых светильников. БАРЫШНИКОВА. Сколько уже? МАРГАРИТА. Почти девять. БАРЫШНКОВА. Ну ждем, ждем. И что ему вдруг надо стало от нас? МАРГАРИТА. Ну ты, конечно, изо всех сил стараешься не замечать, какие на меня Вадим взгляды бросает проникновенные, как страстно улыбается… БАРЫШНИКОВА. Милая моя, ему тридцать лет, а тебе сколько? Пятый десяток? Улыбается он страстно ей. Да вся их семья нас терпеть не могут, потому что мы умные. (Молчит) Видишь, машина стоит рядом. Светит фарами. МАРГАРИТА. Ой, может он уже приехал? БАРЫШНИКОВА. Из соседней квартиры? Так, свет вырубай. (Берёт ружье из-под дивана) МАРГАРИТА. Господи, мама… Ружьё не заряжено. Лет двадцать уже. Зачем ты его схватила? БАРЫШНИКОВА. Тебе жалко? Мы должны оборону держать, давно этот дом хотят уничтожить, мешает он, у реки самой – место хорошее. У нас памятники архитектуры жгут как дрова – точно, спалить хотят. МАРГАРИТА. Ты позёрка. БАРЫШНИКОВА. Рот закрой – свет выключи. Сложная схема? Задницу ей поднять трудно. МАРГАРИТА встаёт, гасит все светильники. БАРЫШНИКОВА идёт к окну, смотрит. БАРЫШНИКОВА. Не выходит никто. Всё равно странно, вынюхивают что-то, наверно. Поджечь хотят. МАРГАРИТА. Хотели бы поджечь – давно бы подожгли. БАРЫШНИКОВА. Они по-хитрому всё. Думаешь, постесняются поджечь? Хрен! МАРГАРИТА. Ты чокнутая. (Включает светильники, садится) БАРЫШНИКОВА. Милая моя, ты в шляпе сидишь с пайетками, а чокнутая – я? МАРГАРИТА. Это красиво потому что. И создаёт мне образ. БАРЫШНИКОВА. Тебе семью надо создавать, а не образ. В твоём случае – шляпой дело не спасёшь, понимаешь? МАРГАРИТА. Отстань от меня! БАРЫШНИКОВА. Не отстану. Когда ты в стразах ходила, я терпела. Но пайетки – они слепят, понимаешь? У меня хрусталик деформированный. От них всё отражается! У тебя голова, как фонарь! МАРГАРИТА. Иди к себе в комнату, если слепит. У меня своей нет, я тут живу, в вечных ветрах из этого огромного окна. БАРЫШНИКОВА. Был бы у тебя муж – жила бы уже нормально, а не в гостиной. И долги бы, может, отдали. МАРГАРИТА. Не начинай даже. БАРЫШНИКОВА. Это тебе сейчас «за сорок», а через пять лет будет «под пятьдесят». А это всё, как ты понимаешь – безысходность. МАРГАРИТА. Не ори на меня! БАРЫШНИКОВА. Я не ору. МАРГАРИТА. Орёшь! БАРЫШНИКОВА. (орёт) Не ору! МАРГАРИТА. Ты что думаешь, я замуж не хочу? Я, между прочим, всё для этого делаю: шляпы покупаю, на уроки эстрадного танца хожу, я уже даже танец приготовила для своего мужчины. БАРЫШНИКОВА. И где твой мужчина? МАРГАРИТА. Мама. Мне кажется, я думаю, я почти уверена, что Вадим от меня без ума. БАРЫШНИКОВА. Да он вообще без ума. Ума там никогда и не было, ни до тебя, ни с тобой. Милая моя, ты рехнулась? С чего ты вообще взяла, что он тебе улыбается? Или что, ты от меня что-то скрываешь? Общаешься с ним? МАРГАРИТА. Скрываю, да и общаюсь с ним мимоходом так, ненавязчиво… Да мы месяц уже встречаемся – тайно, набегами. И что? Имею право. Хоть с кем-то могу поговорить. БАРЫШНИКОВА. А я тебе что? Со мной-то что бы не поговорить? Я не интересная или не умная? МАРАГРИТА. Ты… энергичная, мама. БАРЫШНИКОВА. Да, энергичная! Я по природе лидер. Меня с детства прозвали Непотопляемая. Ну, это потому что как-то мы в лагере плыли на лодке, она перевернулась, хотя это всё мать твоего Вадима, Миронова, гадюка, устроила, я точно знаю. Так вот, все выплыли, а я не умела. Все выплыли и стали звать на помощь. А я потихоньку… всплыла. И лежала так не двигалась полчаса, пока меня не вытащили. Это потому что сила воли во мне, дух сильный! МАРГАРИТА. А может не поэтому? БАРЫШНИКОВА. На что это ты намекаешь? МАРГАРИТА. Ни на что. Но вдруг этому есть другие причины? Входит АНТОН, садится. БАРЫШНИКОВА. О, как вырядился, рубашка белая… У нас, что праздник? АНТОН. Гости. БАРЫШНИКОВА. Да ясно всё, перед Вадимом покрасоваться решил. У меня для тебя новости плохие – сестра твоя его уже активно обхаживает, а боевой арсенал у неё, в этом смысле, нехилый… А что ты такой депрессивный, а? Опять не удалось плюнуть в вечность? МАРГАРИТА. Мама, отстань от него, он всегда молчит, характер у него такой. БАРЫШНИКОВА. Он не молчит, он агрессирует. А всё из-за поэзии. Учится на архитектора, прекрасно рисует, сдались ему эти стихи. МАРГАРИТА. Я тоже пишу стихи, что в этом такого? Все их пишут. БАРЫШНИКОВА. Ну ты у нас вообще творческая личность, что уж тут обсуждать? Ты не пробовала читать свои стихи в танце? Я думаю, синтетическое искусство - ещё лучший способ охоты на мужчин. МАРГАРИТА. Можно подумать ты не писала в его возрасте стихи? БАРЫШНИКОВА. Я в двадцать три как раз хотела на снайпера учиться, чтобы мужиков потом отстреливать. Но не сложилось, у меня хрусталик деформирован оказался. МАРГАРИТА. Ты и без специального образования справляешься. Пять мужей похоронила. БАРЫШНИКОВА. Я что виновата, что они мрут, как мухи? МАРГАРИТА. У других же не мрут? БАРЫШНИКОВА. Другим вообще меньше везёт. Молчат. БАРЫШНИКОВА. Так ты знаешь, зачем он придёт сюда? МАРГАРИТА. Знаю, но не скажу, не проси даже. Сглажу ещё. Звонок в дверь. МАРГАРИТА вскакивает, бежит к зеркалу, поправляет шляпу, идёт к двери, открывает. Входит ВАДИМ. Он сразу проходит в комнату, садится на диван напротив БАРЫШНИКОВОЙ. ВАДИМ. О, все уже в сборе? Задержался я – дела. Как жизнь? Пить что-то хочется… Антон, принеси-ка мне чаю, а? (АНТОН встаёт, выходит) Повысили сегодня, вторая категория теперь у меня, вам не нужна в дом доставка питьевой воды с серебром? Рита, а ты что так празднично одета? Слушайте, у меня к вам объявление, в общем-то. БАРЫШНИКОВА. Однако, здравствуйте. ВАДИМ. Да чё вы такие высокомерные? БАРЫШНИКОВА. Так, значит вы менеджер? А как же ваша прежняя работа маляра? ВАДИМ. Ну я же везунчик, вы знаете. Пришёл на собеседование – сразу же взяли. Деректрисса сразу клюнула на мою харизму. (Смеётся) Приходит АНТОН, приносит чай. БАРЫШНИКОВА. У вас есть образование управленца? ВАДИМ. Да кому оно нужно, это ваше образование? Энергия нужна, предприимчивость, а не образование это. Канты-ханты эти, голову забивать. Решил я так – и не стал маяться учиться. БАРЫШНИКОВА. Вы не учились, потому что никогда бы не смогли ни поступить, ни закончить. МАРГАРИТА. Мама… ВАДИМ. Ну, у вас по три образования в семье у каждого, и чё? Больно хорошо живёте? АНТОН. У меня только второе сейчас, но я тоже, согласен с тобой насчёт этого. Ты просто от природы умный – вот у тебя всё и получается. ВАДИМ. Вот видите, а? Сын-то ваш неплохо сечёт в этом деле. БАРЫШНИКОВА. Сын мой образован и хорошо воспитан. ВАДИМ. Слушайте… может на «ты» перейдём? БАРЫШНИКОВА. Нет. ВАДИМ. В общем-то, суть в следующем: я жениться решил на вашей дочери. БАРЫШНИКОВА. Да что вы? И что моя дочь говорит? ВАДИМ. В смысле? А, ну согласна она, конечно. МАРГАРИТА. Мама, я… ВАДИМ. Да суть не в этом, я хотел, чтобы мы с вами сейчас порешали что да как. БАРЫШНИКОВА. Молодой человек, не произносите в моём доме слово «порешали». ВАДИМ. А? В каком смысле? БАРЫШНИКОВА. Ни в каком смысле его не произносите. ВАДИМ. Ничё я не понял, короче… БАРЫШНИКОВА. Не страшно – не понимайте, просто не говорите. Вы пришли сообщить мне о намерении жениться на моей дочери? ВАДИМ. Ну в общем-то, да… БАРЫШНИКОВА. Я приняла это к сведению. Если уж моя дочь согласилась, я тут ничего поделать не смогу, к сожалению. Боюсь, обсуждать нам с вами нечего. ВАДИМ. Так и отлично! Слушайте… может всё-таки перейдём на «ты»? БАРЫШНИКОВА. Нет. ВАДИМ. Ну нет, так нет! Я всё дело изложил, мозгуйте, осмысливайте, я пошёл, завтра ещё мать хотела прийти с отцом, на семейный, так сказать, обед. МАРГАРИТА. Вадим… ВАДИМ. Всё, до встреч, интеллектуалы. ( Кланяется, уходит) Молчат. МАРГАРИТА. За что ты меня ненавидишь? БАРЫШНИКОВА. Ну всё, началось. МАРГАРИТА. Нет, ненавидишь! Зачем ты ему это наговорила всё? Думаешь, ты умнее всех? Это мой единственный жених вообще-то. Ко мне не приводят все соседние королевства своих принцев на смотрины! БАРЫШНИКОВА. Не обосрись, разоралась. МАРГАРИТА. Всё, не слушаю тебя, чеканулась. БАРЫШНИКОВА. Объясни мне, как ты думаешь… МАРГАРИТА. Не слушаю! (Молчит) Всё, я теперь невеста, нравится тебе это или нет. БАРЫШНИКОВА. Объясни мне, как ты думаешь, почему он вот так сразу, без предупреждения, решил жениться на тебе? МАРГАРИТА. Не знаю, влюбился. БАРЫШНИКОВА. Он даже в твою сторону не посмотрел. МАРГАРИТА. Не смотрел, чтобы не возбуждаться, ясно? БАРЫШНИКОВА. Ясно. А где вы будете жить? У них одна комната на троих. МАРГАРИТА. У нас же квартира трехкомнатная, в центре, забыла? БАРЫШНИКОВА. А ты забыла, что мы живём на деньги с её аренды? На что ты собираешься с ним жить? МАРГАРИТА. Он менеджер, он богатый. БАРЫШНИКОВА. Скажи мне, это ты от безысходности говоришь? Ты хоть его не любишь, я надеюсь? МАРГАРИТА. Не проблема – полюблю. Я давно этого ждала, я ведь знаю, как надо любить, я хорошо умею это делать, ждала только куда это всё излить! БАРЫШНИКОВА. Есть много других мужчин вокруг. МАРГАРИТА. Есть, да? Ага, как же. Наша Алевтина с уроков эстрадного танца и та, у меня партнера увела, он сказал, что у неё харизма, а она ведь жирная, и у неё борода прямо на шее растет! Ну какая харизма через всё это пройдёт? А позавчера я в магазин захожу, дверь открывать начала, сзади мужчина подходит. Говорит: Девушка, можно с вами познакомиться… Я оборачиваюсь, он мне: Извините… и пошёл. Вот как. Я ему вслед кричу, мол, мужчина, куда вы? Я согласна, согласна с вами познакомиться. Я и танцевать умею, я покажу, вы приходите. Он шаг ускорил, я за ним побежала, номер телефона кричу, запыхалась, не успела только догнать и адрес дать… БАРЫШНИКОВА. Вот идиот, извините, говорит, ещё… Пугался бы хоть молча. МАРГАРИТА. Ой, с тобой вообще невозможно, ты злая, поняла? Антон, ну скажи хоть ты что-нибудь? АНТОН. Рита, ты не переживай, я считаю, что Вадим вообще… очень хороший. Молчат. МАРГАРИТА. Мама, я придумала, как ты можешь искупить свою вину передо мной. БАРЫШНИКОВА. Ну? МАРГАРИТА. Ты разрешишь мне сегодня спать в твоей комнате вместо тебя, хоть раз утром высплюсь без ваших тут скитаний. БАРЫШНИКОВА. Иди, считай, купила я индульгенцию. МАРГАРИТА и АНТОН уходят. БАРЫШНИКОВА. Дура дурой. (Идёт к окну, закуривает, смотрит) Река наша вся в огоньках… Понастроили, а на берегу нашем те же всё кусты, дремучие, темные… Ванечка, ты слышишь? Милый мой, мне уже шестьдесят, а так я ничего и не поняла: я непотопляемая, а ты утонул, видишь, жизнь-то какая. Сколько уже, два года прошло? Ладно, спи, сынок, и я пойду. СЦЕНА ВТОРАЯ. Утро. БАРЫШНИКОВА делает зарядку. АНТОН читает книгу. Выходит МАРГАРИТА в фате. Встаёт у зеркала. БАРЫШНИКОВА. Что, уже? МАРГАРИТА. Вхожу в образ. У тебя в шкафу нашла. БАРЫШНИКОВА. Я тебя поспать пустила, а не шкафы вычищать. МАРГАРИТА. Ты есть на фотографии в этой фате, со мной маленькой на руках. БАРЫШНИКОВА. Маленькой… Тебе там уже год почти, пока уломала этого мудака жениться на мне, думала поседею. МАРГАРИТА. Папу? БАРЫШНИКОВА. А? Не, какого папу… Папу твоего я видела один раз в жизни. И то в полутьме. МАРГАРИТА. Николай и есть мой папа. БАРЫШНИКОВА. Николай – мудак, он тебя утопить как-то хотел по пьяни. МАРГАРИТА. Ой, всё, не рассказывай мне ничего с утра, твои эти байки не переслушаешь. Нам надо приготовить пышный стол к обеду, ты помнишь? БАРЫШНИКОВА. Помню. Их не прокормишь, Рита, как ни старайся, давай просто чаю попьём? МАРГАРИТА. У нас там рыба красная и паштет печеночный. Если что, говори, что я всё сама готовила. Я пойду плиту выключу. Уходит. БАРЫШНИКОВА. Фату сними, марамойка. МАРГАРИТА. (из кухни) Я всё слышу! БАРЫШНИКОВА смеётся, уходит. Звонок в дверь. АНТОН встаёт, открывает. Входит ТАШИМА. ТАШИМА. Когда свадьба? АНТОН. А… Я... не знаю. А вы откуда знаете? ТАШИМА. Здрасьте! Я ведунья, если чё, всё знаю, энергетику чувствую. (Закрывает дверь) О, видел, как зыркнула? Соседка сверху. Не любит меня. Экзальтированная христианка, постоянно кричит, молится, пугает своей пылкой отзывчивостью здоровых граждан. Меня терпеть не может: нет, говорит, у тебя духовного стержня. (Вздыхает) А у тебя, Антон, есть духовный стержень? АНТОН. Чё за стержень такой? ТАШИМА. А хуй его знает – духовный! АНТОН. Боюсь, нет тогда. ТАШИМА. Вот и я стала побаиваться, что нет у меня никакого такого стержня. А ты чё такой унылый? АНТОН. Я хотел у вас узнать, вы ведь.. ну… больше других знаете. Вы хорошо знаете Вадима Миронова? ТАШИМА. О, понимаю, за сестру волнуешься? АНТОН. Да… не то чтобы за сестру. Знаете, мне кажется… он разрушает мой духовный стержень. ТАШИМА. Ууу, нет, красавец… Без шансов. АНТОН. А вы поняли, о чём я? ТАШИМА. Ведунья. Экстрасенс. Финалистка одноименного шоу. Это, конечно, чижело принять, но ты не переживай, он мудила, и вообще – шлюх-малай. Свадьба-то когда, не знаешь? И чё я пришла тогда? Пойду. Но ещё вернусь. АНТОН. Спасибо, Ташима. ТАШИМА уходит. Входит БАРЫШНИКОВА. БАРЫШНИКОВА. Где наша любительница юных пролетариев? Не видел? АНТОН. Она переодевается, у тебя в комнате. БАРЫШНИКОВА. Уже? Так рано? АНТОН. Так первый час уже, они придут скоро. БАРЫШНИКОВА. Ну кто обедает в полдень, а? Я ещё не позавтракала. Ещё и в субботу, чеканутые. Выходит МАРГАРИТА, на ней яркое пышное платье до колен, туфли на высоком каблуке, волосы завиты, всё та же шляпа. Молчат. БАРЫШНИКОВА. Милая моя, откуда ты всё это взяла? МАРГАРИТА. Помнишь, я тебе говорила, что приготовила танец для своего мужчины? БАРЫШНИКОВА. Ты же не собираешься его демонстрировать? МАРГАРИТА. Я ждала этого всю свою жизнь. БАРЫШНИКОВА. Всё, это конец всем твоим надеждам на семейную жизнь… Может, хоть шляпу снимешь? МАРГАРИТА. Мама, шляпа даёт мне индивидуальность, изюминку, которую не забыть. БАРЫШНИКОВА. В шляпе тебя этой не забудут, конечно, но репутация твоя пошатнётся. Ты это в журнале прочитала, который выписываешь? С каких пор филологи стали читать глянцевые журналы? Журналы эти женские ничему не научат. Я прочитала как-то, что чтобы привлечь мужчину взглядом, надо смотреть на него и сокращать интимные мышцы. Нихрена! Говно, а не совет – наоборот разбегаются. Хотя может я что-то не то сокращала или слишком усердствовала… Почитай лучше что-нибудь… Плотницкие работы, например. В разговорах с мужчинами пригодится. А шляпа эта… Дома – ладно, носи, хоть и слепит мне, у меня хрусталик деформированный, но за пределы дома и при гостях – не смей. МАРГАРИТА. Не страшно, пусть знают, что я необыкновенная. Надо музыку подготовить. (Уходит) Молчат. БАРЫШНИКОВА. Блядь, я паштет съела. Рите не говори. Не проходит и получаса, как гости приходят, и тут же проходят к столу. МИРОНОВЫ и БАРЫШНИКОВЫ сидят за столом. МИРОНОВА. Так чё, с пустыми руками-то не придёшь. Тут в магазине взяла. Смотрю набор такой удачный со скидкой: торт шоколадный да вино, притом монастырское, чё смеяться-то, надо брать. Взяла. БАРЫШНИКОВА. Маргарита рыбы напекла вам, ешьте. Водка остужается, хотите? МИРОНОВА. Ой, мы водку-то не пьём, грех такой… БАРЫШНИКОВА. Да? А я вот сегодня грешить решила. МИРОНОВА. Ну ты всегда до этих дел охотница была, Тая. Молчат. МИРОНОВА. Рита, а ты чем занимаешься? Чё-то не вижу, что ты ходишь куда-то. Работаешь? МАРГАРИТА. (встаёт) Я по образованию филолог-ядерщик. Ой… В том смысле, что у меня первое образование филологическое, а второе техническое. Поэтому я перевожу технические тексты. Но сейчас вот взялась за переводы поэзии Блейка. Вот. А! Ещё я творческая. (Садится) МИРОНОВ. И кому-то нужен этот Блейк? У нас в стране своих поэтов что ли мало? БАРЫШНИКОВА. А вы кто? МИРОНОВА. Ты чё уж совсем что ли? Муж мой ведь. БАРЫШНИКОВА. А ну да. Вас без рясы не узнать. МИРОНОВА. Он рясу-то дома не таскает, на службу только. МИРОНОВ. Чем писак заграничных переводить, лучше бы ракеты проектировала, ядерщик раз. Тут вон со всех сторон лезут. Бабахнули бы чем-нибудь по ним бы уж чем-нибудь, да по поэзии ихней. БАРЫШНИКОВА. Вот уж не ожидала от вас таких рекомендаций. МИРОНОВ. А чё это? Я за правду и за веру нашу. Я майор в отставке, если ты забыла! А эти их завихрения гомосятские тут не нужны. И Блейк ваш никому не нужен! БАРЫШНИКОВА. Это ваши прихваты военные тут никому не нужны. МИРОНОВА. Ой да, правда, война-то тоже ни к чему нам (Плюёт три раза) БАРЫШНИКОВА. Не плюй в мою сторону. В мужа плюй. Маргарита, принеси водки, а? МАРГАРИТА встаёт, уходит. АНТОН. А вы русскую поэзию читаете? Вадим, тебе кто нравится? ВАДИМ. Да почитываю, конечно, чё уж я совсем думаешь… Ну вот Есенин, например. БАРЫШНИКОВА. Кто бы сомневался. Почвенник. ВАДИМ. Да тоже знаете, читать-то особо некогда, это вы дома сидите, а у меня работы много. Музыку вот слушаю. Молчат. ВАДИМ. Антон, ты чё это так смотришь на меня? АНТОН. Смотрю разве? Задумался, наверно просто. Молчат. ВАДИМ. Я читал, что люди с образованием чаще становятся педиками. МИРОНОВ. Про педерастию мне тут вообще не говорите! БАРЫШНИКОВА. Заводитесь? МИРОНОВ. Да, завожусь! БАРЫШНИКОВА. Так я и думала. Налить вам четвертый бокал монастырского вина? МИРОНОВА. Не надо ему. БАРЫШНИКОВА. А кому оно надо, как ни ему? Монастырское. Его что, босые монахи давили? МИРОНОВА. Откуда я знаю, наверно. Не надо ему больше. БАРЫШНИКОВА. Монахи-то, поди, не педерасты. МИРОНОВА. А ты что это начала тоже? Оправдываешь что ли их сидишь? БАРЫШНИКОВА. Оправдываю. МИРОНОВА. Ясно дело, сын-то твой тоже вон, пялится сидит на Вадика, не вижу что ли? Тоже вот такой, наверно. Что тогда делать будешь? БАРЫШНИКОВА. Мне то что, он мой сын – мне с ним не трахаться. МИРОНОВА. А ты что это? Защищаешь? БАРЫШНИКОВА. Защищаю. МИРОНОВА. Ну и всё, и не защищайте, не сидите. Запрещено. БАРЫШНИКОВА. Боишься что ли, что Вадик в ряды вступит? МИРОНОВА. Лишний раз лучше не рисковать, лучше уж перестраховаться в таком деле. (Плюёт три раза) БАРЫШНИКОВА. Ну да, тогда Рита пролетит со своей свадьбой. МИРОНОВА. Нет ведь, всё равно, главно, защищает сидит! БАРЫШНИКОВА. Ты, главное, Вадик к нему спиной не поворачивайся. АНТОН. Мама, хватит… БАРЫШНИКОВА. А то мой четвертый муж вот повернулся… МИРОНОВА. И чё с ним? БАРЫШНИКОВА. Умер, чё. АНТОН встаёт, быстро уходит. Молчат. Входит МАРГАРИТА с водкой. Садится. МАРГАРИТА. Свадьбу обсуждаете? БАРЫШНИКОВА. А что её обсуждать? Вы уже решили всё – идите да женитесь. МИРОНОВ. Не очень-то вы гостеприимные, я смотрю. БАРЫШНИКОВА. Вам же эта свадьба нужна, а не мне. МИРОНОВА. На что это ты намекаешь? БАРЫШНИКОВА. Сама знаешь на что. Думаешь, я не догадываюсь? Не я тут среди нас идиотка, если что. ВАДИМ. Вам в дом питьевая вода с серебром не нужна? МАРГАРИТА. Давайте, может, попробуем поговорить о чём-нибудь весёлом? Молчат. МАРГАРИТА. Вы же знакомы с детства, повспоминайте, может, посмейтесь. БАРЫШНИКОВА. Мы в школе никогда не общались. МИРОНОВА. Ты высокомерная потому что была. БАРЫШНИКОВА. Потому что ты лохушка была. МИРОНОВА. Это ты лохушка была и ботаничка, никто тебя не любил и не дружил с тобой. БАРЫШНИКОВА. Конечно, не дружили. Все эти курицы мне завидовали просто. МИРОНОВА. Ясно, ты-то вон богачка была, профессорша хренова! А мы-то бедные, нарядов не было. БАРЫШНИКОВА. Ой, Лида, нельзя быть глупой и злой одновременно, это некрасиво, надо что-то одно для себя выбрать, тебе надо быть доброй, значит. МИРОНОВА. Всё у тебя лучшее было, а у нас ничё! БАРЫШНИКОВА. Вечно ты на жалость напрашиваешься. МИРОНОВА. Ты нос воротила от всех, мы-то дружили, вместе с пионеров до комсомольцев, на танцы ходили, а ты сидела, как статуя, не компанейская была. БАРЫШНИКОВА. Из-за тебя, меня из пионеров выгнали. МИРОНОВА. Чё это из-за меня-то? БАРЫШНИКОВА. Ты мою матерную записку отдала учителю, всё я знаю. И лодку тогда в лагере потопила! МИРОНОВА. Сама материлась, а я, главно, виновата! БАРЫШНИКОВА. Ой всё, не хочу больше. Всё, Рита, увеселительная программа закончилась? МИРОНОВА. Ну ничё, меня на следующей неделе заместителем сделают, в отделе культуры между прочим. Посмотрим ещё, кто из нас лохушка! Всю жизнь, главно, работала, а живём в однушке втроём, а эта, надо же, учёный, профессорша, говно пинала всю жизнь, и жируют тут, две квартиры имеют. БАРЫШНИКОВА. И тут-то ты решила свадьбу устроить, чтобы жилищный вопрос решить? МИРОНОВА. Не сочиняй даже! Ничё я не решала, это Вадик вон. БАРЫШНИКОВА. Тяжело, Вадик, в одной комнате с такой мамой жить? Квартиру решил найти? МАРГАРИТА. Всё, мама, хватит, мама! Закусывай лучше водку паштетом. БАРЫШНИКОВА. Я уже закусила, заранее. МАРГАРИТА. А люди не только из-за квартир женятся, есть ещё и любовь и даже в меня можно влюбиться. БАРЫШНИКОВА. Милая моя, от тебя можно голову потерять, я искренне в это верю, но ты посмотри на него? ВАДИМ. Да чё вы пристали? Чё вы смыслите вообще в современной жизни? Чё вы учите её жить? Я сам со всем разберусь, я знаю как надо жизнь эту жить. БАРЫШНИКОВА. Поделитесь? ВАДИМ. Вы же привыкли жить на всём готовом, вы что сами-то сделали в этой жизни? Только поучаете, о смыслах рассуждаете. Делать надо, а не мозги компостировать. МИРОНОВА. Тебя с кафедры-то с твоей выперли и то. Материлась там потому что и на студентов кидалась. БАРЫШНИКОВА. Меня уволили за то, что я влепила пощёчину тупому, зарвавшемуся студенту, понятно? И то я уже на пенсии была, какая мне разница. (Закуривает) МИРОНОВА. Курит ещё при детях, не жалеет никого, о себе только думает. БАРЫШНИКОВА. Каких детях? МИРОНОВА. При всех детях! Курит, пьёт, таскалась всю жизнь, больно ты о детях-то думала? Младший-то вон потонул ещё, больно убивалась будто (Плюёт три раза) БАРЫШНИКОВА. Если ты ещё раз плюнешь в моём доме, я подожгу тебе волосы, ты поняла меня? Молчат. МИРОНОВ. Может нам уже пора? БАРЫШНИКОВА. Вам давно пора. МИРОНОВА. Мы тут вообще-то с дочерью твоей свадьбу обсуждаем. БАРЫШНИКОВА. Наобсуждались, хватит, собирайтесь давайте. ВАДИМ. Что это вы, родственников вот так гоните? МИРОНОВА. Родственница, ага, не дай бог! (Плюёт один раз, останавливается) БАРЫШНИКОВА берёт зажигалку, поджигает ей волосы, Миронова вскакивает, быстро их тушит. МИРОНОВА. Вот сучка, а, какая! Ну ничё, попляшешь ты у меня ещё! Сделаюсь заместителем, я тут растрясу весь ваш клоповник, поняла?! МИРОНОВ. Мы вам ещё устроим войну, узнаете ещё, кто прав из нас. МИРОНОВА. Вставай, Вадик, чё сидишь-то? Уселся. Уходим мы, а свадьба всё равно будет, ясно тебе, Барышка? Деток заделают и никуда потом не денутся! МАРГАРИТА. Подождите, куда вы, у меня для вас подарок! Я танец к этому семейному вечеру подготовила! Сейчас! (Уходит, включает музыку) МИРОНОВА. Уходим из этого дурдома, я сказала! МИРОНОВЫ уходят. МАРГАРИТА. Ну куда вы попёрлись, у меня для вас танец любви! Начинает играть музыка, МАРГАРИТА танцует современный эстрадный танец: она задействует всю комнату как площадку, использует шляпу в качестве средства художественной выразительности. БАРЫШНИКОВА курит. Не скоро МАРГАРИТА заканчивает. БАРЫШНИКОВА. Пот вытри, балерина. Красная вся. Ты об этом не подумала, когда танец для привлечения мужчин готовила? МАРГАРИТА. Плохо? БАРЫШНИКОВА. Нет, нет. Ты… молодец, Рита. Очень хорошо выступила… МАРГАРИТА садится, дует под платье – охлаждается. БАРЫШНИКОВА. Рита, ты такая… не приспособленная, наивная, хотя вроде не дура. Так мне жалко тебя, мне кажется, ты ничего не понимаешь, что вокруг происходит. А маленькая когда, ты была такая вдумчивая, серьёзная, я с тобой как с подругой говорила. У тебя что, синдром какой-то? Или это женское отчаяние? А, может, мы и правда все неправильно развиваемся? А Мироновы вот растут и взрослеют как надо, а? МАРГАРИТА. Мам, ты чего? БАРЫШНИКОВА. Антон ещё ладно, он молодой, а ты? Антон! Антон, куда ты убежал? БАРЫШНИКОВА встаёт, идёт в его комнату, выходит. БАРЫШНИКОВА. Рита, он опять выкинул все вещи! Где он? (Идёт к ванной, стучится) Почему ты это делаешь? МАРГАРИТА. Мама, не кричи на него, он так страдает, понимаешь? БАРЫШНИКОВА. Ты ему скажи, пожалуйста, Рита, что когда Достоевский говорил, что страдание очищает, он другое имел ввиду! Душа должна очищаться, а не комнаты! Не надо тут дом вычищать! Это же каждый раз так – помнишь, когда его стихи на конкурс не приняли? Точно также всё вычистил! (Идёт к окну, смотрит) Понять не могу, какой месяц сейчас? Будто август… МАРГАРИТА. Ноябрь уже, какой август. Тепло просто. БАРЫШНИКОВА. Тепло. Надо поехать на квартиру, проверить жильцов. Кажется, будто август… Звонок в дверь. МАРГАРИТА идёт к двери, открывает. ВАДИМ. Слушай, я тут подумал… БАРЫШНИКОВА. Да что за проходной двор… Так всё, я поехала на квартиру, остоебенили вы все. БАРЫШНИКОВА берёт плащ, выходит, не глядя на ВАДИМА. МАРГАРИТА. Мне тоже столько всего есть тебе сказать, Вадим… Проходят, садятся на диван. МАРГАРИТА. Вадим, извини, пожалуйста, за сегодняшний обед. Не удался нам семейный пир, да и вообще… Но это ведь не страшно, правда? У нас, поди, любовь назревает, а? (Смеётся) Я, знаешь, в любви – эксперт. Правда. Я знаю, как надо правильно любить, чтобы осчастливить. У меня просто мало практики было в жизни. ВАДИМ. Ты про чё это? МАРГАРИТА. Я, знаешь, верю тебе, я думаю, в любых сердцах может случиться любовь. Ты просто если не любишь меня, это совсем не беда. Я ведь тоже, знаешь, так всё скоро, так неожиданно, я ещё тоже проникнуться особо не успела, но куда нам торопиться? Я правильно говорю? ВАДИМ. Слушай, а мы дома одни? МАРГАРИТА. Дома? Да, мама вот ушла на нашу вторую квартиру, проверять там жильцов, она вернётся поздно. Антон, но он в своей комнате, он сидит там постоянно, он никак не мешает. АНТОН выходит из ванной, останавливается, подходит. АНТОН. Вадим… ты тут. ВАДИМ. О, нет, дружочек, давай-ка отсюдова (Смеётся) Порассказывали мне сегодня про твои делишки. АНТОН. Рассказали? А, мама… Так это она неправду говорила, она выпила, ты не слушай её. ВАДИМ. Ладно, не буду. Ты чё, шёл куда-то? У нас тут типа свидание… АНТОН. Куда я шёл? Я шёл, да. (Уходит в комнату) ВАДИМ. Слушай, Ритка, раз уж мы одни, может мы… МАРГАРИТА. Вадим, нам некуда торопиться. Ты знаешь, я вот подумала, когда мы будем жить вместе… ВАДИМ двигается к МАРГАРИТЕ, начинает её гладить, снимать одежду. МАРГАРИТА. Вадим, прямо сейчас хочешь? Ты не думай, что я влюбленная, ты у меня никакого ажиотажа не вызываешь, это же просто похоть… Я же даже тебя особенно полюбить не успела. Ты не думай, ты у меня никакого ажиотажа не вызываешь. Это просто похоть. Ты не думай… Никакого ажиотажа…. СЦЕНА ТРЕТЬЯ. Вечер следующего дня. Кухня в квартире Мироновых. Всё аккуратно прибрано, новая мебель, техника, блестит свежевымытый пол. Стол накрыт на троих. Показывает телевизор. МИРОНОВА. Не могу прямо успокоиться, нахалка такая. Себя, главно, ещё правой считает, ненормальная. Сидит дома, денежки с квартиры получает. Не прокапало так жить-то. Мы тут корячимся. Ещё орёт… МИРОНОВ. Ой да, бог-то всё видит, справедливость восстановит! МИРОНОВА. Восстановит, восстановит, да я ему помогу. Пусть вон женятся, да живут там, не всё им сливки собирать. Сейчас вот я ещё пишу тут одну разработку, пусть закон издают: за тунеядство своё пусть платят штрафы. Ещё я придумаю, чем спесь её сбить, дай бог только, замом сделают. МИРОНОВ. Да сделают, сделают, кого ещё-то ставить.(Собирается встать) МИРОНОВА. Куда пошёл! Сядь, ноги подбери. Пол сохнет. Смотри вон, полотенца новые взяла, хорошенькие какие, яркие. Сахарницу ещё надо другую – не в тон всей кухни какая-то она, некрасиво. МИРОНОВ. Красную надо. МИРОНОВА. Красную, ну. Молчат. МИРОНОВ. Ирка-то, не звонила? МИРОНОВА. Не хватало ещё! Я ей всё сказала, не дочь она мне. Укатила, главно, плясать в каком-то сраме, в клубе ночном, бессовестная… Позорище такое перед людьми. Ненормальная вообще. Слышно как в квартиру входит Вадим. МИРОНОВА. Вадик, есть иди, где ходишь ещё после работы? Входит ВАДИМ, садится, начинает есть. МИРОНОВА. Куда в рот берёшь? Спасибо скажи – потом в рот бери. Склоняют головы, молчат, начинают есть. МИРОНОВА. Со свадьбой не тяни, Вадик, ты понял меня? ВАДИМ. Да понял я, ничё помоложе-то найти нельзя было? МИРОНОВА. Нельзя было! Вариант хороший и лёгкий, она вон готова за любого выскочить. И женишься, и ничё. Не понравится – разведёшься, кто заставляет-то? Квартиру поделите, куда деваться-то. Сколько нам тут-то жить можно? МИРОНОВ. Развод – это грех. МИРОНОВА. Ничё! А наглыми такими быть не грех? Сидит, кривляется, профессорша эта, прям трясёт меня от неё. Справедливость это, а не грех. Пусть ей хоть немного воздастся за грехи за её. С любовью с моей после школы вон Ритку, полоумную эту, заделала, он и сбежал потом вообще из города. Не знала, говорит, что любовь у вас. Не знала, как же. Повысят вот, посмотрим кто ещё лохушка. ВАДИМ. Когда повысят-то? МИРОНОВА. Скоро уж. Я им проект написала по исправлению морального облика молодёжи, успех будет. Невозможно уже на улицу выйти, наркоманы да проститутки одни, пьют да матерятся, да лижутся стоят! Сколько можно-то, пора уже бороться и запрещать. Чё смеяться-то. МИРОНОВ. И военно-патриотическое надо восстанавливать, пусть готовятся родину защищать, чем болтаться ходить, ерундой заниматься. ВАДИМ. Я-то не такой! Я вон успешный и дело делаю. МИРОНОВА. Так у тебя какое воспитание-то, извините меня? Всю душу мы с отцом в тебя вкладывали! Молчат. МИРОНОВА. Такое дело ещё, Вадик, к тебе… Только ты сначала выслушай, потом ори на мать. Нам тоже надо быть поумнее немножечко, не прогадать. А то, Барышникова-то эта такая, всё испортить ещё может! ВАДИМ. Так говори, чё, сделаем, не вопрос! МИРОНОВА. Надо тебе с этим их Антоном как-то пообщаться что ли. К нам позвать в гости, пусть придёт, а чё? Нужно нам его поддержкой тоже как-то заручиться на всякий случай. ВИДИМ. Ты чё? Совсем уж что ли? Не знаешь какой он что ли? Я чё с ним позориться-то буду общаться! МИРОНОВА. Ну-ка, не ори на мать! МИРОНОВ. Ну-ка, не ори на мать! Но прав вообще-то сын, что с таким водиться, педерастом, не хватало ещё! МИРОНОВА. Ну-ка, не орите, я сказала! Всё я продумала без вас, умников. Антон -простофиля, как и сестра его, ты с ним будешь поласковей, он чё угодно сделает. Надо же хоть как-то его эту похоть грязную в справедливое русло пустить? И ему потом неповадно будет. ВАДИМ. Я, короче, его только позову и всё, сама тут с ним будешь поласковей. МИРОНОВА. Вот и всё, и нечё мне тут характер показывать. Молчат. МИРОНОВА. Вадик, видел полотенца какие хорошенькие взяла? СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ. Комната в квартире ТАШИМЫ. Комната небольшая, заставлена старой, антикварной мебелью – тут она проводит свои сеансы толкования. ТАШИМА сидит на полу на подушке, напротив неё на диване БАРЫШНИКОВА. ТАШИМА. Конкретное что-то интересует или вообще? БАРЫШНИКОВА. Для начала можно вообще. ТАШИМА. (закрывает глаза, делает пасы руками) Вижу твою гостиную. Люди там. Много молодых весёлых людей. Они.. танцуют что ли… Маршируют будто. Одеты одинаково. В руках у каждого по хрустальной статуэтке. Человечки это хрустальные. Вот они в такт, на сильную долю бросают статуэтки в окно твоё, оно разбирается, человечки хрустальные улетают к реке. Прямо вижу, как далеко летят они со свистом, и булькают в воду. Люди замирают, музыка меняется. Они поют теперь, хором. Что-то мажорное и духоподъемное. Всё, ушло всё. (Открывает глаза) БАРЫШНИКОВА. Я думала, это как-то попроще звучать должно… ТАШИМА. Вижу я так, метафорами, это ещё ничё, бывало и похуже, звуки только слышу. Что-то гудит, что-то свистит… Вспышки. Мышление у меня слишком творческое, наверно. (Снова закрывает глаза) Теперь Тоху твоего вижу. Стоит он спиной к двери входной, будто подпирает её, а в дверь ломится кто… Дубасят прямо в дверь, трясётся она аж. И дверь, и стены, будто мягкими теперь стали, сквозь них тела виднеются, они все сюда, к Антону рвутся, как будто сквозь ткань пройти хотят. Антон боится, он один в квартире… Всё, закрылся поток визуальный, теперь только крики слышу. (Открывает глаза) Ох, не нравится мне, зря ты с этими Мироновыми связалась… БАРЫШНИКОВА. Я - связалась? Да я отвязаться от них не могу всю жизнь. Будто преследуют меня. Только я вот чувствую, что становлюсь слабее, а они наоборот: крепчают, энергия у них не заканчивается. ТАШИМА. Может тебе того, в церковь кукую сходить? Ты вообще, верующая? БАРЫШНИКОВА. Верующая. Я верю в бога, но муштра эта церковная – такое очковтирательство, не хожу я даже никуда, с богом, поди, можно и дома поговорить. ТАШИМА. Ну и правильно, ты у него сил проси, главное, почаще, помогает это, говорят. Так, давай ещё посмотрим, может, про свадьбу мне чё покажут. (Закрывает глаза) Ты стоишь, нарядная, хохочешь… Но не весело, а саркастически так. Со стен штукатурка валится, пол местами отпал, окно разбивается – ты стоишь хохочешь… Потухло кино, только хохот слышу. (Открывает глаза) БАРЫШНИКОВА. Ты хоть как-то это толкуешь, Ташима? Мне как ко всему этому относиться? ТАШИМА. О, нет, я не толкую ничего, такую на себя ношу не беру – натолкую отсебятину, человек поверит. Ко мне же только отчаявшиеся уже приходят, они доверчивые страшно. БАРЫШНИКОВА. Я не отчаявшаяся ни разу, не в моей это природе, я сильная, я очень сильная. Хотя знаешь, казаться мне стало, что Миронова тупостью возьмёт своё. И буду я повержена, потоплена. Умирать буду в нищете, помоях, и, в конце концов, моё изголодавшееся лёгкое тело спокойно отойдёт в мир иной. ТАШИМА. Ну и понесло тебя, Тая, с ума-то тоже не сходи уж… У тебя дети, целый семейный очаг! БАРЫШНИКОВА. А у тебя родственники вообще где? ТАШИМА. А тут они все, со мной всегда. Вон сидят с нами. Фантомы уже давно все мои родственники, ты-то их не видишь, а я вижу, в связи с тем, что я ведунья… Ой! (Вскакивает) Ой! Пошёл, пошёл кинематограф! Ой! Город наш, проспект главный. Пусто, ни одной машины, ни одной физиономии. Дорога блестящая, поливалки недавно прошли, тишина такая, замершая. Оттуда, со стороны Московской улицы, несутся кони, их много, сотни. Белые кони. Грохот копыт нарастает, они бегут. Проспект скоро переходит будто в реку, рекой становится. Кони ещё бегут по реке, потом тонут, бурный холодный поток их уносит. С той же стороны, откуда кони побежали, выходят люди, тысячи людей. Они идут не быстро, но бодро. То ли марш какой, то ли панихида. Первая линия – музыканты, музыку играют уверенно, не музыка даже, ритм какой-то. Потом останавливаются, ритм продолжается. Они вместе поднимает голову вверх. Там, на месте, где река была, небоскреб стоит, высоченный, до самого неба. А сверху двое рабочих. Они огромные: снизу-то должны маленькими казаться, а они огромные. В синих комбинезонах, как с плаката. Они в такт музыки исполинскими тяжёлыми молотами достраивают крышу. Дальше замирает картина. Тишина. Всё. Молчат. ТАШИМА. Ой, всё. После такого кино, ничё больше видеть не хочу. БАРЫШНИКОВА. Кто эти кони? А люди кто? Не поняла ничего. Не по себе как-то всё это. ТАШИМА. (ложится на диван) И мне, Тая, страшно, и мне. Чего нам ждать теперь? БАРЫШНИКОВА. Эта твоя метафизичность, Ташима, порой пугает даже меня. Пойду-ка я к себе. СЦЕНА ПЯТАЯ. Вечер, МАРГАРИТА стоит посреди комнаты в белом свадебном платье. МАРГАРИТА. Мама, ты, когда из ванной выйдешь, не пугайся - у меня сюрприз. И лучше выходи с закрытыми глазами, сядь, а потом открой. От красоты, я слышала, можно и помереть на месте, если она неожиданно тебя настигнет, так что ты пока морально готовься. БАРЫШНИКОВА выходит из ванной, останавливается. БАРЫШНИКОВА. И где ты взяла эту беспощадную красоту? МАРГАРИТА. Купила. Мне заплатили наконец-то за мой перевод, я нарядилась, пошла в самый большой свадебный магазин и выбрала платье. Все продавцы сказали, что я самая красивая у них невеста за всю историю, я так растрогалась и даже им чаевые оставила. Я же могу позволить себе, у меня теперь муж. БАРЫШНИКОВА. Вы дату уже назначили? МАРГАРИТА. Нет, но какая разница когда? Главное ведь предвкушение. БАРЫШНИКОВА. Рита, а у тебя есть друзья? Ну хоть какие-нибудь завалящие? МАРГАРИТА. Алевтина, с танцев. Мы вместе обедаем и по нескольку раз в неделю созваниваемся. Она мне даже на день рождения подарок подарила. Помнишь, трусы «Роза»? Там роза такая, её за лепесток тянешь и вылазят ажурные стринги. Дёшево и эффектно! Я проверила цену – она очень экономная. БАРЫШНИКОВА. Это та, что с бородой на шее? МАРГАРИТА. Зато я на её фоне очень выгодно смотрюсь. БАРЫШНИКОВА. Вы решили свадьбу делать настоящую, с гостями и с весельем? МАРГАРИТА. Мы пока не обсуждали, главное – предвкушение. Мне надо ещё как-то страсти раскочегарить, чтоб ко дню свадьбы я уже смотрела на него глазами, полными любви и привязанности. БАРЫШНИКОВА. Знаешь, я как ветеран свадебных торжеств скажу тебе: кочегарить что бы там ни было совершенно не обязательно. (Садится на диван, закуривает) Сегодня среда? Кажется, будто суббота… Антон ходил на занятия? МАРГАРИТА. Кажется, нет, он поэму пишет о жизни Орфея после смерти Эвредики. БАРЫШНИКОВА. Ты знала, что он ходит к Мироновым в гости? МАРГАРИТА. Знала, и что? Мы теперь всю оставшуюся жизнь будем семью изображать. БАРЫШНИКОВА. Так вы всё-таки, да? Все меня предать решили, перебежчики? Звонок в дверь, заглядывает ТАШИМА. ТАШИМА. Чё, сегодня уже? МАРГАРИТА. Нравится платье? ТАШИМА. Платье-то сногсшибательное, но знаете, чё? Молчание. ТАШИМА. Ну знаете, нет? БАРЫШНИКОВА. Ну что, что, говори! ТАШИМА. Выселять нас всех хотят, строить тут какой-то дворец патриотизма! Слыхали? БАРЫШНИКОВА. Это тебе фантомы сказали? ТАШИМА. Да какие фантомы! Миронова наша, сумасшедшая, сказала, говорит: всех выселим – заполним всё жизнерадостной молодёжью. Не знаю вот, правда-нет. Говорила, что к вам заглянет сегодня с новостью. Вы если чё услышите – мне сразу скажите. Энергетика у вас нехорошая… Случилось чё? МАРГАРИТА. Как нехорошая? ТАШИМА. Не знаю, не знаю… Антоха у вас страдает поди… Очень он чувствительный к миру. БАРЫШНИКОВА. Антоха у нас веселится, а не страдает. Бегает к семье к свой новой вприпрыжку каждый день. ТАШИМА. А вы выясните это наверняка! Я побежала, у меня клиент ждёт, не знает кто он по жизни, хочет у меня узнать. Деньги мне нужны, на Монте-Карло коплю себе. (Уходит) МАРГАРИТА. Сколько ей лет интересно? Сколько себя помню, всегда она была тут. БАРЫШНИКОВА. Да и я её в детстве помню ещё… МАРГАРИТА. И не меняется, главное. Выглядит лучше меня… БАРЫШНИКОВА. Ну хоть какая-то стабильность в жизни. МАРГАРИТА. Я что-то запереживала из-за нехорошей энергетики. БАРЫШНИКОВА. Нехорошая энергетика у нас – это только семья твоего жениха, Рита. Тем более слышала же, к нам Миронова собралась – вот тебе и темная энергетика. МАРГАРИТА. Я ведь, знаешь, я когда ракочегарюсь, я сразу вся в зависимосях от мужчины, вся в ранах, я, если люблю, то беззащитно. Стук в дверь. ГОЛОС МИРОНОВОЙ. Открывайте, у меня для вас информация! МАРГАРИТА. Заходите уже, открыто ведь. МИРОНОВА входит. МИРОНОВА. Я высказаться пришла. Заместителем сделалась сегодня, праздник у меня. И знаете, что дали за заслуги? Квартиру в новостройке, за рекой вон. Четыре комнаты, теплая. Справедливость восторжествовала наконец-то. Празднуем сидим, вещи пакуем. БАРЫШНИКОВА. А со свадьбой что? Или забыли на радостях? МИРОНОВА. Ты же не хотела свадьбу? Мы помозговали, да и решили послушать умную профессоршу, поди, плохого не посоветует. (Смотрит на Маргариту) Платье и продать можно, комиссионок вон полно. Да, кстати, чуть не забыла. Этот дом наш отдел культуры передал под ремонт и в пользование новому Дворцу активной молодёжи. Жильцов мы сейчас распределяем, но на две квартиры места нет, им деньгами выдадим, когда-нибудь. Мы подумали, и я решила, что Ташима одинокая и пожилая, о ней социальные службы пока позаботятся, а у вас есть, где жить. Но на большую компенсацию не рассчитывайте, дом старый, аварийный. Всё справедливо и законно, бумаги все прошли юридическую проверку нашу. Недовольны – попробуйте подать в суд. Я этот проект давно вынашивала, вот теперь и полномочия появились. Так что тоже не сидите сиднем, вещи пакуйте. Всё, я высказалась. (Уходит) Молчание. МАРГАРИТА садится на диван рядом с БАРЫШНИКОВОЙ. Выходит АНТОН. АНТОН. Они уезжают, да? Молчание. АНТОН. И Вадим тоже? Молчание. АНТОН. И мы тоже? Молчание. АНТОН. Оно тоже неплохо. У нас там, знаете, квартира в сто раз лучше. (Молчит) Она и в центре, и ремонт там. Институт рядом. Я вам знаете, что скажу? Любовь ваша – говно всё это. И никто никому и не нужен на самом деле. Орфей знаете как блядовал после смерти Эвредики? И научил всех мужиков парней любить. (Молчит) Вы знаете, сколько нужно рисовых зёрнышек, чтобы обложить ими Землю по экватору? (Молчит) Ну что вы молчите? У нас всё хорошо, ясно вам? Мы самые счастливые и умные, блядь. Чё вы молчите, будто умер кто? Всё у нас лучше всех, ясно? (Молчит) Всё, не могу больше с вами. (Уходит) Молчание. МАРГАРИТА. Мама, заплети меня, я лохматая. Встаёт, идёт к зеркалу, берёт расчёску, возвращается, садится на пол, в ноги БАРЫШНИКОВОЙ, отдаёт ей расчёску, та начинает её расчёсывать. МАРГАРИТА. Помнишь, в последний год в садике, я на новый год была зайчиком, а ты мне из волос сделала уши? И костюм сама сшила из розового пледа. Я так переволновалась, что надела костюм хвостиком вперёд и все смеялись, а ты сказала, что так и надо, потому что это волшебный зайчик. (Молчит) Знаешь, я теперь, просыпаюсь иногда утром, когда ещё темно, и мне кажется, что ты сейчас поведёшь меня в садик. (Молчит) Знаешь, что самое обидное? Я почти уже раскочегарилась! (Плачет) И платье я не понесу обратно! Я им там такого наговорила, что у нас любовь такая, что нас прямо разрывает, они даже плакали от счастья! (Молчит) Сделай мне две косы… Знаешь, одна моя подруга… В общем, давно ещё.. Она любила однажды. Они странно познакомились. Он сидел напротив в кафе на реке, признавался в любви одной женщине с несчастными глазами, её глаза почти перестали быть несчастными, когда она уходила от него. Следом пришла другая, и он целовал ей руки. Моя подруга старалась смотреть на него уничижительным взглядом, чтобы он понял, что она не одобряет его методов. Но он воспринял её взгляд, как заинтересованный и начал с ней знакомиться. Они познакомились, а она влюбилась, такая уж она была – к татуировкам на шее она имела особенную слабость. Он перестал ей звонить и отвечать спустя месяц, но она не отчаялась: каждый день решила ходить к железнодорожному мосту в определённое время. Она загадала – если он её любит, то поезд будет идти под мостом. Если поезда нет, а значит, он её не любит, она бросится вниз, чтобы умереть красиво, как литературный персонаж. Поезд проходил каждый день, пока она не разлюбила. БАРЫШНИКОВА. Помню я, как ты на мост бегала. Входит АНТОН, направляется к выходу. БАРЫШНИКОВА. Ты куда? АНТОН. За сигаретами. БАРЫШНИКОВА. И мне возьми. Антон, я люблю тебя. АНТОН некоторое время стоит, выходит. БАРЫШНИКОВА. Вышла бы ты за Вадима, как бы вы с Антоном делили его? Смеются. БАРЫШНИКОВА. Рита, роди мне внука, а? МАРГАРИТА. Где я тебе найду нормальный генофонд? Среди каких групп населения? Надо с Ташимой посоветоваться на этот счёт. (Встаёт, идёт к зеркалу) Я некрасивая? БАРЫШНИКОВА. (подходит к ней) Ты стройная, это важно для мужчин. МАРГАРИТА. Я выгляжу как дура. Я знаешь, что подумала? Вместо эстрадного танца буду ходить на уроки стриптиза – открывать внутреннюю сексуальность. Врывается ТАШИМА. ТАШИМА. Вы чё сидите? Там Тоха ваш топится в реке. МАРГАРИТА. Как топится? ТАШИМА. Не знаю, вроде вытащили, я не уверена. ТАШИМА, МАРГАРИТА, БАРЫШНИКОВА выбегают из квартиры. СЦЕНА ШЕСТАЯ. Поздний вечер. Гостиная Барышниковых заставлена коробками, мебель застелена плёнкой. Из соседних комнат слышны звуки ремонтных работ. МАРГАРИТА и БАРЫШНИКОВА перемещают коробки ближе к выходу, проверяют их содержимое. ТАШИМА сидит на коробке. МАРГАРИТА. Слышали, Миронова законотворчеством занялась. Пишет проект по образованию. БАРЫШНИКОВА. Ладно хоть пенсии моей дождалась. И у детей моих оно уже есть, а дальше… Сами потом поплатятся. ТАШИМА. Такая она деятельная оказалась, надо же. Крепко за дело взялась. В театре «Ревизора» сняли, слыхали? Нашли пропаганду экстремизма, атеизма, ещё третьего какого-то «изма». Тоже, говорят, её рук дело. БАРЫШНИКОВА. Лохушка, есть лохушка. Она Гоголя-то не читала. Угораздило с ними связаться. Дети мои как с цепи сорвались, эта вон замуж за идиота этого собралась, сын вообще без памяти запал на жениха сестры. ТАШИМА. Морально разлагаетесь, чё уж тут говорить. БАРЫШНИКОВА. А помнишь, Ташима, как мы тут жили? Какие кутежи устраивали? Как детей ты моих поучала маленьких? С мужьями с моими со всеми ты общий язык находила? Плохо что ли было? А всё это время в соседней квартире таилось зло, оказывается, в лице этой хабалки. ТАШИМА. На речке купались… Речка-то так и течёт, ей ничего не делается, а мы плывём в ней, безвольные. Не умеем мы бороться ни за что. Вот что. БАРЫШНИКОВА. Как с этим бороться? Это видишь как. Ни с того, ни с сего. Будто они всё свою жизнь это тщательно планировали и вот, наконец, дорвались. Дорвались и гонят нас, как дворняг метлой. МАРГАРИТА. Скажи спасибо, что хоть дали дожить месяц этот, пока нам квартплату за ту квартиру не дали. БАРЫШНИКОВА. Спасибо, блядь. Как собаки в конуре, пыль везде, извёсткой все заляпали. Как срочно им понадобился этот Дворец, как припёрло-то, а. МАРГАРИТА. Может, там моя любовь живёт, а я тут столько лет сижу. Может, так и лучше даже? БАРЫШНИКОВА. Тут дом твой, стены родные, тебе всё равно? Ничего не жалко тебе? ТАШИМА. Я всю мебель продала свою. Куда там меня эти соцработники заберут, хрен знает. А пока за квартиру деньги компенсируют – тем более. Кошка моя возмущена. Без мебели не спит, сядет в угол, где кресло стояло и сидит молча. Я ей говорю: ляжь иди вон у батареи, дура что ли, декабрь уже. Молчит, не смотрит на меня. Сеансы толкования на выезд произвожу, сама по всему городу мотаюсь. Но чувство у меня хорошее, хорошо у вас всё будет. МАРГАРИТА. Ну вот перевезём сегодня за ночь всё, завтра Антона выпишут из больницы, и всё как раньше станет в той квартире. БАРЫШНИКОВА. Там реку не видно. МАРГАРИТА. Да сдалась тебе эта река уже? От неё одни несчастья нам. БАРЫШНИКОВА. Да, сдалась! (Бросает коробку, встаёт у окна, закуривает) Там Ванечка мой, так его и не нашли в ней. Я же с ним тут будто. А так получается что бросаю его. ТАШИМА встаёт, подходит к окну. Смотрит. ТАШИМА. А я часто твоего Ваньку вижу… БАРЫШНИКОВА. Видишь? ТАШИМА. Доволен он, не обижен. Вон стоит, смотри… БАРЫШНИКОВА. Где? ТАШИМА. Вон, из-за куста выглядывает, смеётся… БАРЫШНИКОВА. Что ты говоришь, такое? Где? Страшно мне, холодно как стало… ТАШИМА. Ручкой помахал, рубашка белая… БАРЫШНИКОВА. Белая! В ней он и убежал тогда. ТАШИМА. Побежал и в речку обратно прыгнул… БАРЫШНИКОВА. Он что живой? Почему я его не вижу? Ташима? Ташима! ТАШИМА. Не видишь, не видишь… Потом увидитесь ещё. БАРЫШНИКОВА. Холодно как стало, дует отовсюду. ТАШИМА уходит, садится на коробку. МАРГАРИТА. Мама? С тобой всё в порядке? БАРЫШНИКОВА. Ташима, может, ты до выплаты у нас поживёшь? Там квартира большая. С тобой так спокойно, я же тебя с рождения знаю, ты у меня одна подруга. ТАШИМА. Я? С кошкой? Правда? Так я и рада, я всё равно потом в Монте-Карло поеду. Побежала я тогда звонить спецслужбам, чтоб не ехали. Правду если говорите. БАРЫШНИКОВА. Звони, Ташима. МАРГАРИТА. Ташима, а сколько тебе лет? ТАШИМА. Мне-то? Завтра исполнится сто шесть лет. (Уходит) МАРГАРИТА и БАРЫШНИКОВА смотрят друг на друга. Молчат. МАРГАРИТА. Врёт, поди. БАРЫШНИКОВА. И в речку обратно прыгнул… Странно как, декабрь уже, а река не замерзает. В огоньках вся. Новостройка там мироновская, парк снесли. Помнишь, парк? Дуб был, самый старый в стране. Я у того дуба с мамой играла, я залазила на него, пряталась в холодных листьях, всегда в одно и то же место, а она всегда меня долго искала. Самый старый дуб в стране. Что они делают с тобой? Любимая моя, родная моя, гордая моя, ломают тебя, мучают, бедная моя. Мамочка моя, я к тебе хочу, под дерево наше, под черный подтаявший снег, под солнце полуденное. Бедная моя… Не понимаю, какой сейчас год? Кажется, что… (Пожимает плечами) МАРГАРИТА. Мама, ты чего? Мама! БАРЫШНИКОВА. Страшно мне, Рита, первый раз в жизни по-настоящему страшно. Что они дальше сделают с нами? Они не дадут нам покоя… Мне кажется, мне двести лет, мне кажется, я всё это уже видела, всё отболела, всё пережила, а меня топят и топят, все двести лет. МАРГАРИТА. Не потопят мама, не потопят. Не догонят потому что. Не догонят просто, да и всё. Если надо, мы и на Северный полюс убежим. Нам-то что сделается? Мы везде новые корни пустим и будем жить, как жили. Молчат. БАРЫШНИКОВА. Видишь, машина стоит рядом. Светит фарами. МАРГАРИТА. За нами уже? Пошли тогда? БАРЫШНИКОВА. Пошли. Они выходят. Заходят грузчики выносят коробки. Тишина. Через некоторое время начинает играть музыка, забегает толпа молодых весёлых людей. Они.. танцуют что ли… Маршируют будто. И поют. Конец.