ГЕРОЙ ЕЕ РОМАНА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ЛИЛИ, Этель Лилиан Буль (по мужу Войнич)
СТЕПНЯК-Кравчинский Сергей Михайлович
ФАННИ Кравчинская, его жена
ВОЙНИЧ Михаил, беглый каторжанин, муж Лили.
СИДНЕЙ Рейли, авантюрист, 25 лет
ЖУРНАЛИСТ, молодой человек с развязными манерами.

СЦЕНА 1.
Лондон, 1886год, гостиная Кравчинских. ФАННИ и ЛИЛИ пьют чай, СТЕПНЯК помешивает кочергой дрова в камине. Потом берет с каминной полки инкрустированный кинжал и начинает строгать щепки для растопки.

ЛИЛИ. Какой у вас красивый кинжал, мистер Кравчинский!
СТЕПНЯК. Да, красивый. Настоящая итальянская гарда.
ЛИЛИ. У него, наверное, есть своя история?
СТЕПНЯК. Еще какая!
ФАННИ. Сережа расскажет вам обязательно, но позже. Правда, Сережа?
СТЕПНЯК. Всенепременно.
ЛИЛИ. А можно прямо сейчас расскажет?
СТЕПНЯК. Отчего бы нет?
ФАННИ. Нет, нет и нет! Ты ведь начнешь – не остановишься.
СТЕПНЯК. Ну хорошо, хорошо. Мисс Буль,  как продвигается ваш русский?
ЛИЛИ. О, миссис Фанни превосходный учительница!
ФАННИ. Превосходная, Лили, женский род.
СТЕПНЯК. Не сомневался в этом.
ФАННИ. Не знаю, какая из меня учительница, а вот ученица у меня толковая – на лету схватывает.
СТЕПНЯК. Кстати, мисс Буль, давно хотел спросить: а почему вы всегда в черном?
ЛИЛИ. Это траур.
ФАННИ. У вас кто-то умер? Примите мои соболезнования.
ЛИЛИ. Нет, никто не умер. Траур по миру. Мир несовершенен. Люди страдают.
СТЕПНЯК. Только-то? Милая Лили, мир несовершенен, но это не повод лишать себя красок жизни!
ФАННИ. А я думала, это связано с какой-нибудь романтической историей…
ЛИЛИ. Это связано! Я была влюблена.
СТЕПНЯК. Как интересно! И кто же он?
ЛИЛИ. Граф Кастелламаре. Он останавливался у нас, когда бежал из Италии. Жил на чердаке, я носила ему еду, сидела у его постели по ночам, когда он был болен.
СТЕПНЯК. Но, позвольте, мисс Буль, граф Кастелламаре, насколько мне известно, бежал из Италии, когда вас на свете еще не было!
ЛИЛИ. Мои сестры тоже мне это говорили. Но мне до сей поры кажется, что было именно так.

Смеются.

ФАННИ. Ну и воображение у вас, Лили! Вам бы романы писать!
ЛИЛИ. Я никогда не сравняюсь с мистером Кравчинский!
ФАННИ. Кравчинским, Лили, творительный падеж.
СТЕПНЯК. Кто знает, мисс Буль! Но как эта история связана с вашим трауром по миру?
ЛИЛИ. О, я тогда мечтала поехать в Италию, сражаться вместе с графом…Но... граф умер. В Италии сейчас спокойно. Слишком спокойно.
ФАННИ. Что поделать, люди устают от борьбы.
ЛИЛИ. Я бы никогда не устала!

Часы бьют одиннадцать раз.

О, уже так поздно? Я должна идти!
ФАННИ. Завтра, в обычное время, жду вас на урок.
ЛИЛИ. Спасибо! До завтра, миссис Фанни! До завтра, мистер Кравчинский!
СТЕПНЯК. До завтра, мисс Буль!

Лили бросает на него восхищенный взгляд и уходит. Степняк закрывает дверь и беззвучно смеется.

ФАННИ. Что такое?
СТЕПНЯК. Граф Кастелламаре, подумать только!
ФАННИ. Детская любовь – самое лучшее воспитательное средство. Я тебя уверяю, многими своими достоинствами Лили обязана именно графу. Тем более, у нее не было случая разочароваться в своем предмете.
СТЕПНЯК. Ах, женщины! Ничего-то у вас без любви не делается!
ФАННИ. Оттого-то у нас все так хорошо и выходит!

Смеются.

 А, кроме шуток, ты заметил, что девочка влюблена в тебя до беспамятства?
СТЕПНЯК. С чего ты взяла? Я ей в отцы гожусь!
ФАННИ. У вас только тринадцать лет разницы.
СТЕПНЯК. Фанни, душечка, ты что, ревнуешь? Ты же знаешь, для меня никого, кроме тебя, не существует!
ФАННИ. Я-то знаю. И Лили, думаю, тоже, прекрасно это понимает. Но это не отменяет того факта, что ты наследуешь графу Кастелламаре!
СТЕПНЯК. И что ж я, по-твоему, в этой связи должен делать?
ФАННИ. В этой связи ты должен вспомнить, что влюбленная женщина – это бесценный клад! Если, конечно, правильно ее использовать. Почему бы тебе не привлечь Лили к нашему делу?
СТЕПНЯК. Но она еще ребенок! Наше дело все-таки не фунт изюму…
ФАННИ. Ну, не такой уж она ребенок и не так уж это опасно. Булочка трудолюбива, умна, хорошо образованна, у нее прекрасный слог и явный талант к языкам. Помножь это на романтический революционный бред в ее головке – и вот тебе идеальный сотрудник! Она могла бы заняться переводами – для начала.
СТЕПНЯК. Однако мне все-таки кажется, это нехорошо…
ФАННИ. Глупости! Она же тебе еще и благодарна будет. И, кстати, пусть перебирается к нам. Нечего ей ночами таскаться по Лондону. Да и нам удобно – всегда будет под рукой.
СТЕПНЯК. Как я люблю твой практический ум! (Целует Фанни)

СЦЕНА 2
Гостиная Кравчинских. Лили сидит за столом, пишет. Степняк диктует.
СТЕПНЯК. «Мы думаем, что ничтожная шайка людей, правящая в настоящее время Россией, опираясь на темный народ… нет, не так… опираясь на недоразумение крестьянской массы… может быть опрокинута… только насилием». Ну, вот, на сегодня все. Вам надо отдохнуть.
ЛИЛИ. Я не устала, мы можем продолжать.
СТЕПНЯК. Помилуйте, голубушка, мы с утра работаем! Даже я устал диктовать! Да, кстати, как там статья, которую я дал вам вчера? Удалось ознакомиться?
ЛИЛИ. Стыдно признаться, но… Я начала читать – и уснула.
СТЕПНЯК. Так скучно?
ЛИЛИ. Напротив, очень интересно!
СТЕПНЯК. Отчего же тогда вы уснули?
ЛИЛИ. Я… Не знаю, так вышло. Простите меня, мистер Кравчинский!
СТЕПНЯК. Ну-ну, не за что просить прощения. Вы, вероятно, очень устали вчера? Мы ведь работали до полуночи. Милая, так нельзя, вы себя загоните! Вообще, вы быстро стали переводить.
ЛИЛИ. Я стараюсь, но мне не хватает практики.
СТЕПНЯК. Помилуйте, вы круглосуточно среди русских!
ЛИЛИ. И все равно я часто не понимаю, о чем идет речь.
СТЕПНЯК. Это потому что жизнь в России слишком сильно отличается от обычаев вашего отечества.
ЛИЛИ. Пожалуй.
СТЕПНЯК. А знаете, поезжайте-ка вы в Россию! Будете служить гувернанткой.
ЛИЛИ. Но у меня нет денег, чтобы добраться до Петербурга!
СТЕПНЯК. Денег мы найдем.
ЛИЛИ. Нет, так нельзя. Я не могу…
СТЕПНЯК. Мне все равно нужен курьер – в Петербург надо переправить кое-какие бумаги и письма. Ничего особенного, но все-таки я в России числюсь преступником…
ЛИЛИ. Сергей Михайлович, ради бога!
СТЕПНЯК. Да-да, тут стесняться нечего. Но бумаги надо передать, и я был бы очень вам признателен…
ЛИЛИ (вскакивает). Правда? Это меняет дело! Если я могу быть полезна революции и вам, мистер…
СТЕПНЯК. Сергей…
ЛИЛИ. …Михайлович! Милый Сергей Михайлович!

Лили порывисто подходит к Степняку, вот-вот обнимет. Тот осторожно отстраняет ее. Держа за плечи, смотрит в глаза.

СТЕПНЯК. Но это все равно риск, и риск немалый, Лиля.
ЛИЛИ. Я всю жизнь ждала такого случая! Я еду! Сегодня же!
СТЕПНЯК. Не торопитесь, голубушка. Надо все как следует подготовить. Но это очень хорошо, что вы так быстро согласились! Я с гордостью могу сказать, что у меня достойная ученица!
ЛИЛИ. Сергей Михайлович, я буду самой старательной, самой лучшей вашей ученицей!
СТЕПНЯК. Не сомневаюсь в этом, Лилия Григорьевна. Ну, идите к себе, вам нужно отдохнуть.

Целует ее в лоб. Лили уходит. Степняк перечитывает записанное ею, вносит правки. Входит Фанни.

ФАННИ. Ты поговорил с ней?
СТЕПНЯК. Да.
ФАННИ. И что?
СТЕПНЯК. Согласилась не раздумывая.
ФАННИ. А я тебе что говорила?
СТЕПНЯК. А если она попадется? Это же каторга, в случае чего. Жалко ее, такая хорошая девочка…
ФАННИ. Именно потому и не попадется. Кому придет в голову обыскивать англичанку, да еще такую тощую!
 

Пауза.

 Что с тобой, Сережа? Ты ради дела себя не пожалел, меня не жалеешь, а ее вдруг жалко стало?
СТЕПНЯК. Но ведь она еще совсем ребенок!
ФАННИ. Будь она ребенком, не смотрела бы на тебя так…
СТЕПНЯК. Да как?
ФАННИ. Как мартовская кошка.
СТЕПНЯК. Фанни, что за пошлости?
ФАННИ. Какие пошлости! Это все видят, один ты… притворяешься, что ничего не замечаешь!

Фанни, надувшись, отворачивается. Степняк бросает рукописи, подходит к ней, обнимает, пытается поцеловать, Фанни уворачивается.

СТЕПНЯК. Ну-ну, уймись, душа моя! У тебя посылочка готова для товарищей в Петербурге?
ФАННИ. Давно. Пашета списалась с Веневитиновыми, они ждут новую гувернантку через две недели. Осталось купить билеты и выправить паспорт.
СТЕПНЯК. Что бы я без тебя делал! (Наконец целует Фанни)

СЦЕНА 3
Санкт-Петербург, 1889 год, квартира Карауловых. ПАШЕТА в полутьме штопает детское. Кашляет. Входит смертельно уставшая ЛИЛИ. Падает на стул, всхлипывает. ПАШЕТА бросает шитье, присаживается около ЛИЛИ.
ПАШЕТА. Устала?
ЛИЛИ кивает и снова всхлипывает.
Прости, не надо было тебе туда ходить. Я сама должна была…
ЛИЛИ. Ну что ты! В таком состоянии – в этот ад?
ПАШЕТА. Так тяжело было?
ЛИЛИ. Да они просто издевались надо мной!
ПАШЕТА. Они со всеми так. Они не злые, они просто… чиновники…
ЛИЛИ. Но ведь и у нас чиновники! Но чтобы посетительниц в присутствии в лорнет… Это же просто неприлично!
ПАШЕТА. Мы для них не посетительницы. Мы вообще не люди. Мы для них жены преступников, каторжанки. Ты скажи, тебе удалось подписать прошение?
ЛИЛИ. Нет.
ПАШЕТА. Ну, ничего. Завтра сама пойду. Если Васе не разрешат горячее в тюрьму носить, доктор сказал, он месяца не протянет.
ЛИЛИ. Паша, ты… ты героиня!
ПАШЕТА. Да какая героиня, бог с тобою, Лилечка. Обыкновенная жена арестанта.
ЛИЛИ. А бежать? Сергей Михайлович бежал ведь?
ПАШЕТА (усмехается). Сергей Михайлович! Да если б не Фанни, Сергей Михайлович уже в петле болтался бы…
ЛИЛИ. Как в петле? За книгу?
ПАШЕТА. За какую книгу? Ты что, не знаешь – Сережа губернатора убил, Мезенцова.
ЛИЛИ. То есть как?
ПАШЕТА. А вот так. (Снова берет шитье, начинает штопать.) Тот из присутствия шел, домой, к детям. У него детей четверо, как у нас с Васей. А навстречу ему Сережа. А в руках у Сережи ножичек. Кинжал, из Италии привез. И вот этот ножичек он губернатору в брюхо-то и воткнул.
ЛИЛИ. Как – воткнул?
ПАШЕТА. Вот прямо так и воткнул, посреди бульвара. А губернатор сволочь, конечно, губитель народный, палач, но панику поднимать не стал – детей на бульваре много гуляло, пожалел, наверное. Там всегда в это время детей прогуливают. Зажал рукой рану и домой пошел. А дома уж упал да и умер.
ЛИЛИ. А Сергей Михайлович?
ПАШЕТА. А что Сергей Михайлович? Тоже домой пошел. Потом этот кинжал всем показывал, а уезжал – с собой увез…
ЛИЛИ. Нет… Нет, не может быть.
ПАШЕТА. Все, Лиля, может быть.
ЛИЛИ. Он… он такой добрый! Он не мог – вот так… (Всхлипывает.)
ПАШЕТА. Прости, я думала, ты знаешь.
ЛИЛИ. Нет, ничего. Значит, так надо было. Для дела революции. Я понимаю. Он рисковал, сильно рисковал – его могли повесить, а он не побоялся. Он герой. И Вася твой, он тоже герой!
ПАШЕТА (усмехнувшись). Герой! Ты бы видела, как он боится, как отчаянно боится умереть!
ЛИЛИ. Я тоже боюсь смерти, для человека это естественно. Но ведь здесь, на воле, он был героем, Паша!
ПАШЕТА. Не знаю, Лиля. Только эти их собрания… эти планы – кто, кого, каким способом убить… «Идея мертва если она не напитана живой кровью»… Я даже рада, что он в тюрьме. Тяжко там, а все-таки убить никого не успел.
ЛИЛИ. Значит, ты не веришь в возможность светлого будущего?
ПАШЕТА (смотрит на просвет большую дырку на рубахе). На крови светлое будущее не построишь.
ЛИЛИ. Что же делать тогда?
ПАШЕТА. Любить, Лилечка. Любить людей какие есть.
ЛИЛИ. Как же их любить, Паша? Они же рабы! Я когда в гувернантках жила, барышня наша туфлей няньку старую, кормилицу свою – по бокам, по спине… Я ее за руку, а мне потом барыня скандал: не суй свой  английский нос куда не просят. Но это бы ладно – нянька-то, нянька! Что это, говорит, ты барышню нашу как сенную девку за руки хватаешь? Ты, говорит, прислуга, помни свое место! Что у них в головах, Паша?
ПАШЕТА. Они, Лилечка, веками так жили, что же ты хочешь, чтоб у них из головы это в один день выветрилось? (сильно окая) «Барин должон холопьев своих в строгости держать, а то какой он барин!»

Смеются.

ЛИЛИ. Ты думаешь, наше дело – бесполезно?
ПАШЕТА. Какая разница, что я думаю? Поживем – увидим.

Пауза

ЛИЛИ. Паша… а если Васю по суду на каторгу, что с тобой будет?
ПАШЕТА. Куда он, туда и я.
ЛИЛИ. Я бы тоже за любимым на край света!
ПАШЕТА.  А есть он, любимый-то?
ЛИЛИ (помедлив). Нет. То есть…есть, но… мне нельзя его любить.
ПАШЕТА. Любить всякого можно. Если только это человек, а не выдуманный идеал.
ЛИЛИ. Да, пожалуй, он идеал. И очень может быть, что выдуманный.

СЦЕНА 4.
Гостиная Кравчинских. Входят Лили с чемоданчиком и Фанни.
ФАННИ. Наконец-то ты до нас добралась! Я ужасно соскучилась!
ЛИЛИ. Я тоже ужасно, Фанни Марковна.

Обнимаются.

ФАННИ. Ну, усаживайся.
ЛИЛИ. А Сергей Михайлович?
ФАННИ. Сейчас будет, задержался в редакции. Как твое здоровье?
ЛИЛИ. Спасибо, лучше.
ФАННИ. А все-таки ты бледненькая. Ну, ничего, включишься в работу, повеселеешь. Тебе всегда на пользу шла работа. Только дай мне слово не переутомляться!
ЛИЛИ. Даю.
ФАННИ.Теперь скажи мне главное – ты часом не влюбилась?
ЛИЛИ. Некогда было. Мне пришлось много работать и много размышлять.
ФАННИ. А между тем тебе пора подумать о браке – поверь мне, одиночество в твои годы совсем не полезно.
ЛИЛИ. Но я совсем не готова к замужеству.
ФАННИ. Ты просто не думала об этом.
ЛИЛИ. Нет, я думала… Я совершенно не готова… Кроме того, брак – это дети…
ФАННИ. Милая, будут ли в браке дети, решает только женщина. Поверь мне, есть масса способов избежать… обязанности быть матерью.
ЛИЛИ. А Сергей Михайлович… хотел детей?
ФАННИ. Есть ему время думать о таких пустяках!
ЛИЛИ. Мне кажется, он был бы рад.
ФАННИ. Лили, милая, ты Пашету хорошо помнишь? Что она может дать своим детям? Какое будущее их ждет? Мы  практически вне закона! Нам детей иметь преступно!
ЛИЛИ. Тогда зачем вообще выходить замуж?
ФАННИ. О, брак имеет свои преимущества, поверь мне! Надежный человек рядом очень облегчает существование. И, кроме прочего, жизнь с мужчиной элементарно полезна для здоровья.
ЛИЛИ (в некотором замешательстве). Но... я не вижу вокруг никого, кто мог бы…
ФАННИ. Все меняется, моя дорогая Булочка. Возможно, и это вскоре переменится.

Раздается стук входной двери и шаги по лестнице.

Вот и Сережа пришел.

Входит Степняк.

Сережа, посмотри, кто к нам приехал!
СТЕПНЯК. Булочка! Милая Булочка, ну наконец-то! Я ужасно соскучился!

Стремительно подходит к Лили, протягивает ей руку. Следует крепкое рукопожатие.

СТЕПНЯК. Вы повзрослели, Лилия Григорьевна. У вас даже морщинка залегла – вот здесь, у переносицы.
ЛИЛИ. Я…
СТЕПНЯК. Вам она ужасно идет.

Садится напротив Лили. Та тоже опускается на место.

Какие роскошные письма писали вы мне из Кемберленда! Я сохранил их все. Вам пора браться за серьезный литературный труд! А отчего вы вдруг перестали мне писать из России?
ЛИЛИ. Сначала Василия Андреевича с Пашетой и детьми в Сибирь провожала, не до писем было. А потом… мне все думалось… страшное. Мне иногда кажется, что все это… вся наша борьба… бессмысленна, когда там такое…
СТЕПНЯК. Вы просто очень устали.
ЛИЛИ. Да, наверное.
СТЕПНЯК. Ну, ничего. Наберетесь сил, включитесь в работу – а то у нас без вас совсем завал. Я тут затеял новый журнал – для англичан. Весь мир должен знать, что творится в России! Но это дорого, а денег у нас, мягко говоря, кот наплакал.Если вы, уроженка Британии, расскажете своим соотечественникам о том, что видели в России – они поверят. И помогут нам, я уверен.
ЛИЛИ. Хорошо, я подумаю, что можно сделать…
Раздается звонок.
СТЕПНЯК. Это, вероятно, Михаил! Я открою.
Выходит.
ЛИЛИ. Михаил? Кто это?
ФАННИ. О, Миша – романтическая личность! Был арестован в Польше, бежал с каторги, скитался два месяца, уже умирал с голоду – и внезапно наткнулся на нашего товарища. Тот привел его сюда. Вы бы его видели! Драная черная хламида, всклокоченная борода, а из нагрудного кармана хвост селедки торчит!
ЛИЛИ. Селедки? Зачем?
ФАННИ. По-моему, он несколько обезумел от голода. Сидит-сидит, потом вытащит эту дрянь – и в рот. Еле отобрали. Ну, сейчас-то он уже отошел. И оказался весьма симпатичным юношей!

Входят Степняк и ВОЙНИЧ. Войнич, всклокоченный и в черном пожившем пальто до пят.

СТЕПНЯК. А вот кого я вам привел!
ФАННИ.  Мишенька, рада вас видеть!

Фанни идет навстречу Войничу, протягивает ему руку, Войнич вяло жмет ее. Фанни энергично отвечает на рукопожатие и смотрит на него многозначительно.

Пойду приготовлю чай.

Фанни выходит. Степняк подводит Войнича к Лили.

СТЕПНЯК. Давайте же я вас познакомлю! Это, Миша, Лилия Григорьевна, мисс Лили Буль. Она недавно из России, вам будет о чем поговорить.

Лили встает, подает руку Войничу. Войнич жмет ее так же вяло, но смотрит на Лили пристально и с интересом. Лили быстро и с неприязнью отнимает руку.

(Лили) Рекомендую, Михаил Войнич, польский революционер. Будем работать вместе.
ЛИЛИ. Очень приятно.
ВОЙНИЧ (перебивая). Я вас видел!
ЛИЛИ. Где вы могли меня видеть?
ВОЙНИЧ. Помните сентябрь восемьдесят седьмого? Варшава, Цитадель? (Говорит как бы вспоминая заученный текст). Вы стояли среди двора, и у вас… было… такое растерянное лицо.
ЛИЛИ. Но я, к сожалению, не помню вас!
ВОЙНИЧ. Жаль. Я видел вас сквозь решетку каземата на третьем этаже. Наши глаза на секунду встретились...
ЛИЛИ. Боюсь, это не так.
ВОЙНИЧ. В Сибири я часто вспоминал вас. Это давало мне силы жить. Благодарю вас за это.

Целует руку Лили. Та в замешательстве, с изумлением разглядывает Войнича. Входит Фанни с подносом.

ФАННИ. Чай! Лили, вы мне не поможете?

Лили отбирает руку у Войнича и подходит к Фанни. Они хлопочут, разливая чай. Мужчины устраиваются на диване. Лили неловко расставляет посуду и опрокидывает чашку.

ЛИЛИ. Ох, простите.
ФАННИ (внимательно смотрит на Лили). Все-таки вам надо подумать о здоровье.

ВОЙНИЧ. Мне, пожалуйста, с сахаром и сливок побольше.

ФАННИ. Конечно, Миша. Лили, милая, отнеси Мише чашку.

Лили подает чашку Войничу. Он тут же делает большой глоток, почти давится.

ВОЙНИЧ. А печенья нет?
ЛИЛИ. Пожалуйста.

Подает ему печенье. Войнич принимается сосредоточенно жевать. Лили берет свою чашку, присаживается к столу возле Фанни. Кутается в шаль.

СТЕПНЯК. Вам холодно, Лидия Григорьевна? Так я сейчас камин разожгу.

Подходит к камину, берет с полки кинжал, начинает строгать щепки. Войнич подходит к Степняку.

ВОЙНИЧ. Дайте-ка поглядеть… (Берет у Степняка кинжал) О, роскошная вещь! Тоскана?
СТЕПНЯК. Как вы угадали?
ВОЙНИЧ. У отца была отличная коллекция оружия и библиотека. Откуда у вас такой?
СТЕПНЯК. Из Италии привез.
ВОЙНИЧ. То есть, вы Мезенцова им и…

Фанни наклоняется к Лили и что-то шепчет ей на ухо. Лили отшатывается и изумленно смотрит на Фанни.

СТЕПНЯК. Вы совершенно правы.
ВОЙНИЧ. А вы неправы!
СТЕПНЯК. Что вы имеете в виду?
ВОЙНИЧ. Убийство отдельных представителей власти не даст эффекта. Систему надо менять, систему!
ФАННИ (Лили, тихо). Я вам говорю, Лилечка, приглядитесь к нему. Аристократ, кристальный человек! И поговорить о чем будет, и дело будете одно делать! Это очень укрепляет брак.
ЛИЛИ (Фанни, тихо) Брак? Но я не хочу замуж!
СТЕПНЯК (Войничу). Да бросьте вы! Этот Мезенцов лично виноват в гибели моих товарищей!
ВОЙНИЧ. Тогда это не политика, это личная месть!
СТЕПНЯК. Не могу с вами согласиться! Пока у власти эта кучка негодяев, они сделают все, чтобы народ никогда не осознал своего положения.
ВОЙНИЧ (Степняку). На место одних негодяев тут же придут другие! Впрочем, может быть, вы как раз на это место метите?
ЛИЛИ (Фанни, тихо). Он мне не нравится!
СТЕПНЯК (Войничу). Разумеется! Сидя в Лондоне, мечу на место русского царя! Миша, перестаньте, ей-богу. Я ходил в народ. Это бессмысленно. Крестьяне оболванены и не желают выходить из этого состояния. Им ничего, кроме водки и балагана, неинтересно. Реформы надо начинать сверху. И единственный способ убедить верхушку в том, что она не может безнаказанно продолжать врать и воровать – это террор.
ФАННИ (Лили, тихо). Что ж, что не нравится! Посмотрите, какой он жалкий, беспомощный! Он пропадет без женского участья! Пожалеете, а там и полюбите. В русских деревнях вообще нет слова «любить», только «жалеть». Жалко вам его?
ВОЙНИЧ. Террор – это глупо и жестоко! Я бы каждого террориста лично расстреливал!

Степняк смеется.

ЛИЛИ (Фанни, тихо). Жалко.
ФАННИ (громко). Вот!
СТЕПНЯК. Что, душечка?
ФАННИ. Мы о своем, о женском. Не обращайте внимания!
ЛИЛИ (Фанни, тихо). Но я ведь его полчаса всего знаю!
ФАННИ (Лили, тихо). Так вам же не завтра к аналою! Я только прошу: приглядитесь! Тем более, эта встреча в Цитадели… Мне кажется, это знак!
ЛИЛИ (Фанни, тихо). Вы полагаете?
ФАННИ(Лили, тихо). Я в этом убеждена!

СЦЕНА 5.
Лондон, 1893 год. Квартира Войничей. Маленькая, темная, бедно обставленная. В центре стол, заваленный бумагами. По полу разбросаны исписанные листы, среди них сидит рыдающая Лили.Входит Степняк, присаживается рядом и начинает собирать рассыпанные листы.

СТЕПНЯК. Боже мой, Лилия Григорьевна, что случилось у вас тут?
ЛИЛИ. Как же я ошиблась! Как жестоко я ошиблась!
СТЕПНЯК. Вы о чем?
ЛИЛИ. Я о Войниче! Он невыносим!
СТЕПНЯК. Это он натворил? Расстроился из-за Волховского? Ну, не расстраивайтесь так! Миша, конечно,  взрывной, упрямый, но, в сущности, неплохой человек и толковый сотрудник. Все в Фонде это понимают!
ЛИЛИ. Сергей Михайлович, мы оба знаем, если б не вы, Мишу давно выгнали бы из Фонда! Но дело даже не в этом!
СТЕПНЯК. А в чем же?
ЛИЛИ. Он… Он говорил, что вы и я… что мы…
СТЕПНЯК. Что мы любовники?

Лили закрывает лицо. Степняк с улыбкой берет ее за плечи и отводит руки от лица.

Лилия Григорьевна, милая! Не обращайте внимания, вы-то знаете, что это не так!
ЛИЛИ. С каждым днем становится все хуже! Я думала, он герой, праведник, страдалец!

СТЕПНЯК. А он?
ЛИЛИ. А он нытик, брюзга и эгоист!
СТЕПНЯК. Сиречь, обыкновенный человек. Как все мы. Кто из нас без греха?
ЛИЛИ. Вы! Вы без греха!
СТЕПНЯК. Я убийца, Лилия Григорьевна, не стоит забывать об этом!
ЛИЛИ. Это не имеет никакого значения!
СТЕПНЯК. Почему же?
ЛИЛИ. Потому что я… я вас…

Степняк поднимает с полу несколько листков.

СТЕПНЯК. О, никак, это тот самый роман, которого я так долго жду?
ЛИЛИ. Да, я начала…
СТЕПНЯК. И как продвигается?
ЛИЛИ. Не очень. Я ничего не успеваю.
СТЕПНЯК. Это потому, что вы очень устали. Посмотрите на себя, на вас лица нет. Войнич по молодости не понимает, какой клад ему достался – потому и не бережет вас. Давно вы отдыхали?
ЛИЛИ. Не помню.
СТЕПНЯК. А поезжайте-ка в Италию! Ведь вы говорили, ваш герой итальянец?
ЛИЛИ. Нет. Он англичанин, Артур Бёртон.
 СТЕПНЯК. Странно, я хорошо помню, вы говорили мне, что действие происходит в Италии. Я даже подумал, что вы собираетесь писать о графе Кастелламаре.
ЛИЛИ. Я думала об этом, но… появился Артур. А действие происходит в Италии, точно.
СТЕПНЯК. Вот и поезжайте!
ЛИЛИ. Но как же мы поедем? У Миши работа, да и я занята в Фонде, у меня переводы…
СТЕПНЯК. Миша пусть остается. Отдохнете друг от друга. Это, поверьте мне, иногда очень укрепляет отношения. А с Мишей я поговорю. Кажется, я нашел ему дело по душе. Думаю, к вашему приезду он образумится, а может, и разбогатеет.
ЛИЛИ. Сергей Михайлович, вы наш ангел-хранитель!
СТЕПНЯК. Я просто очень люблю вас обоих. А расскажите-ка мне, Лилия Григорьевна, о вашем Артуре Бёртоне.
ЛИЛИ. Я не знаю пока, что рассказывать… Знаю только, что он очень хороший – честный, открытый, может быть, немножко чересчур резкий – но делу предан до конца.
СТЕПНЯК. На Мишу похож.
ЛИЛИ. Нисколько. Скорее, на вас.
СТЕПНЯК. На меня? Наконец-то я прославлюсь!

Смеется.

ЛИЛИ. Вы и так… Вообще, знаете, я когда пишу об Артуре, мне как будто кто-то диктует и не дает ни времени, ни воли переделать что-то по собственному вкусу. Поэтому я и не знаю, каким Артур будет, когда я закончу.
СТЕПНЯК. Думаю, книга выйдет отличная. И теперь я еще больше хочу познакомиться с Артуром поближе.

СЦЕНА 6.
Квартира Войничей. Лили разбирает чемодан, Войнич,подстриженный и побритый за столом, разбирает письма.
ЛИЛИ. Там дивные библиотеки! Я сидела в читальном зале целыми днями! Жаль, что на ночь выгоняли.
ВОЙНИЧ Да, тебя иногда надо выгонять, ты от этого только лучше становишься.
ЛИЛИ. Читала газеты. Ничего нет интересней старых газет! Там столько подробностей, которые тогда казались незначительными, а теперь… Ты не представляешь, как это интересно! Как будто сердце истории бьется у тебя в руках!
ВОЙНИЧ. Да-да, очень интересно.
ЛИЛИ. Степняку отсылала фрагменты, он одобрил, даже похвалил!
ВОЙНИЧ (открывая очередное письмо и вчитываясь). Отлично!
ЛИЛИ (пристально смотрит на Войнича, вздыхает). Ясно. Ну, а как у тебя дела?
ВОЙНИЧ . Лили, мы, кажется, богаты! Степняк твой свел меня с одним типом, антикваром – тому нужен был партнер для работы со всякими старинными вещичками… Я согласился.
ЛИЛИ. И что?
ВОЙНИЧ. И отлично вышло!
ЛИЛИ. А как там Фонд?
ВОЙНИЧ. А что мне Фонд? Он не приносит дохода. Я вышел из правления. Мне теперь недосуг.
ЛИЛИ. Ну, раз у нас теперь есть деньги, может, ты дашь мне четыре фунта? Я хотела бы отдать роман в переписку.
ВОЙНИЧ. Я тут  нашел одну штучку… Стоит пока недорого. Но не настолько недорого, чтобы я мог выдать тебе такие деньги на чепуху.
ЛИЛИ. Миша, но чтобы книгу издали, нужно разослать копии по издательствам! И еще я хотела сделать копию для Сергея  – он очень просил.
ВОЙНИЧ. Дай ему оригинал!
ЛИЛИ. А вдруг потеряет?
ВОЙНИЧ. Напишешь снова, велика печаль.
 

СЦЕНА 7
Декабрь 1895 года. Гостиная Кравчинских. На столе ваза с яблоками. За столом сидит ФАННИ в черном. Руки безвольно лежат на столе, лицо потерянное. Входит ЛИЛИ. В руках у нее сверток с рукописью.

ЛИЛИ. Здравствуйте, Фанни Марковна!
ФАННИ. А, это вы.
ЛИЛИ. Вы в черном? Вам идет! А где Сергей Михайлович? У меня для него подарок! Копия «Овода» наконец-то готова!
ФАННИ. Боюсь, вы не сможете вручить ее.
ЛИЛИ. Почему?
ФАННИ. Сергея Михайловича больше нет.
ЛИЛИ. Нет? Жаль. Но он вернется сегодня?
ФАННИ (сдержанно). Сережа не вернется, миссис Войнич. Он умер.
ЛИЛИ.  Я вчера только говорила с ним,  и он был здоров и весел... Вы, верно, шутите?
ФАННИ. Лилия Григорьевна, я не в состоянии шутить. У меня муж погиб.
ЛИЛИ. Нет!

Пауза.

Как он погиб?
ФАННИ. Как дурак он погиб! Гулял по шпалам, замечтался и не заметил, как его догнал поезд.
ЛИЛИ. Не может быть… Это, верно, агенты русской охранки… Это убийство!
ФАННИ.Не говорите глупостей. Он попал под поезд по дурацкой своей рассеянности. Тому были свидетели. Поезд гудел как сумасшедший, а он ничего не слышал.
ЛИЛИ. Не может быть!
ФАННИ. Может. С этим – может. Глупо, глупо и бездарно. И, пожалуйста, давайте обойдемся без слез и романтических сцен - они, по меньшей мере, неуместны.

Пауза.

ЛИЛИ. Могу я быть вам чем-нибудь полезна?
ФАННИ. Спасибо, ничего не нужно. Всем займутся товарищи из Фонда.
ЛИЛИ. Простите, но мне непонятно… почему я не могу… Я любила Сергея Михайловича, и мне хотелось бы что-нибудь сделать для него и для вас…
ФАННИ. Именно потому, что вы любили Сергея Михайловича, мне неприятно и ваше участие, и ваш сегодняшний визит.
ЛИЛИ. Но ведь я…
ФАННИ. Вы ни в чем не виноваты. Но ваше присутствие мне невыносимо. Постарайтесь меня понять.
ЛИЛИ. Хорошо, я уйду. Но если вдруг я понадоблюсь...
ФАННИ. Благодарю вас.
ЛИЛИ. Я хотела бы попросить вас… это очень важно. Вы не могли бы положить рукопись… к Сергею Михайловичу?
ФАННИ. Вы полагаете, на том свете у него будет время для чтения?
ЛИЛИ. Фанни Марковна, пожалуйста!
ФАННИ. Что ж, если это так необходимо...
ЛИЛИ. Благодарю вас.

Ищет, куда положить рукопись, и кладет на каминную полку рядом с кинжалом.

ФАННИ. Не стоит благодарности. Да, и попросите Мишу зайти ко мне. Он узнавал насчет кинжала, скажите, я готова его продать.
ЛИЛИ. То есть, как? Это же... ЕГО кинжал… и вы готовы с ним расстаться?
ФАННИ. А вы предлагаете мне сдохнуть с голоду? И скажите, дешево не продам. Пусть ищет покупателя со средствами. Благо, дураков, поэтизирующих убийц и убийства подобного рода, в Лондоне полно.
ЛИЛИ. Как вы можете!
ФАННИ. Что ж, купите сами.
ЛИЛИ. У меня совсем нет денег.
ФАННИ. Тогда не буду вас задерживать.
Фанни встает и отворачивается. Лили долгим взглядом смотрит на Фанни, выходит. Фанни берет из вазочки на столе яблоко и яростно вгрызается в него. Потом идет к комоду и деловито роется в ящиках.

СЦЕНА 8.
Бульвар, вечер. Смеркается. На скамье сидит, опустив вуаль, Лили. В руках у нее книга, но она не читает. Подходит СИДНЕЙ.

СИДНЕЙ. Миль пардон, мадам. Могу я здесь присесть?

Лили инстинктивно отодвигается. Некоторое время молчат.

СИДНЕЙ. Миссис Войнич, если не ошибаюсь? Я имел честь быть представленным вам на вечере у Нагеля.
ЛИЛИ. Не припоминаю.
СИДНЕЙ. Моя фамилия Рейли, Сидней Рейли. Я так рад нашей встрече, миссис Войнич! На вечере у нас не было возможности поговорить, а мне так много надо сказать вам!
ЛИЛИ. Что же, например?
СИДНЕЙ. Я читал ваш роман. Это поразительно!
ЛИЛИ. Очень интересно! И где же? Он ведь, насколько мне известно, не издан!
СИДНЕЙ. Мне дала почитать рукопись мадам Кравчинская.
ЛИЛИ. Фанни? Значит, она не…
СИДНЕЙ. Что?
ЛИЛИ. Нет, ничего.
СИДНЕЙ. Ваш роман потряс меня до глубины души!
ЛИЛИ. Очень жаль, что вы не издатель.
СИДНЕЙ. Плевать на издателей! Ваша книга – истинное чудо. Не зная меня, вы написали книгу обо мне. Не зная вас, я прочел ее и влюбился.
ЛИЛИ. Вы сумасшедший.
СИДНЕЙ. Вы можете думать что угодно. Это уже ничего не изменит.

Лили опасливо отодвигается и ищет глазами полисмена.Сидней хватает ее за руку и покрывает поцелуями. Лили пытается вырвать руку, но он не отпускает ее.

ЛИЛИ. Пустите.
СИДНЕЙ  Вы уйдете сейчас, и я никогда, может быть, вас больше не увижу. Поэтому я должен сказать: я люблю вас! Люблю, люблю!
ЛИЛИ. Я позову полицию! Оставьте меня!

Лили наконец вырывает руку. Сидней падает на колени.

СИДНЕЙ. Прошу вас, выслушайте меня! Я – Артур Бёртон!
ЛИЛИ. Что? Что вы имеете в виду?
СИДНЕЙ. Артур Бёртон, Феличе Риварес, Овод – это я. И я хочу спросить у вас: откуда вы столько обо мне знаете?
ЛИЛИ. Я ничего о вас не знаю, кроме того, что вы буйнопомешанный!
СИДНЕЙ (очень быстро) Я родился в аристократической семье. Отец никогда не любил меня, мать моя была ангелом. Мы виделись редко – она часто болела. Доктор ее стал мне добрым другом и учителем. В один прекрасный день он исчез, а мама слегла окончательно, и, умирая, сообщила мне, что он, доктор Розенблюм, и есть мой настоящий отец.

Лили в сильном волнении приближает лицо к Сиднею.

ЛИЛИ. И что же?
СИДНЕЙ. Когда мама… покинула меня… я всю ночь слонялся в одесском порту, а потом…Потом нанялся на корабль и уплыл в Бразилию.

ЛИЛИ. Не может быть.
СИДНЕЙ. Читая ваш роман, я тоже повторял себе: не может быть. И вот теперь я спрашиваю вас, миссис Войнич: откуда вы все это знали?
ЛИЛИ. Клянусь вам, Риварес выдуман мной от начала до конца!
СИДНЕЙ. Значит, это судьба.
ЛИЛИ. Судьба?

СИДНЕЙ. Судьба, бог, назовите как хотите. Вы знали меня задолго до того, как мы впервые увидели друг друга. Я редко читаю книги – но «Овод»… я прочел его тысячу раз, я помню его целиком… и только одно отличие от Ривареса ценю я в себе – я никому не позволю разлучить меня с той, которую я люблю. И не буду молчать о своей любви – ни одной минуты.

Целует Лили, и она, помедлив, отвечает ему на поцелуй.

СЦЕНА 9.
Квартира Войничей. Лили в дорожном платье, с чемоданом, стоит, не решаясь поставить чемодан на пол. Наконец, она делает шаг к двери, но тут входит Войнич. Он всклокочен, в руках у него потрепанная книга.

ВОЙНИЧ. А, вернулась?  Вот и хорошо, вот и славно. Ты голодна? Я не ждал тебя, но у меня печенье есть. Да что ты стоишь-то, как неродная?
ЛИЛИ. Миша… Ты разве ничего не знаешь?
ВОЙНИЧ. Про этого афериста твоего? Как же, наслышан. Ты, знаешь, не ходи пока по гостям, посиди дома, может, забудут.
ЛИЛИ. Кто забудет?
ВОЙНИЧ. Да все. Ты как уехала, тут только и разговору было – ах, она с ума сошла, с мальчишкой связалась.
ЛИЛИ. Стыд какой!
ВОЙНИЧ. Мне вот тоже… намекали… сочувствовали даже. Но я, знаешь… У меня тут такое дельце наклюнулось…
ЛИЛИ. Миша, как ты великодушен!
ВОЙНИЧ. Я же муж твой, старый добрый муж.

Лили наконец ставит чемодан и всхлипывает.

Ну, не реви, не реви.

Подходит ближе. Лили бросается ему на шею.

ЛИЛИ. Ты не представляешь, сколько я пережила! Он… он…
ВОЙНИЧ. Изменял тебе направо и налево? Так он и тут ни одной юбки не пропускал, чего же ты хотела?
ЛИЛИ. Я не знала!
ВОЙНИЧ. Так ты бы у меня спросила! Я б тебе порассказал!
ЛИЛИ. Сначала он потребовал, чтобы я его перезнакомила со всеми нашими, а потом…
ВОЙНИЧ. А потом за твой счет уехал в Италию, чтобы там от тебя избавиться.
ЛИЛИ. Неправда. Я сама от него ушла.
ВОЙНИЧ. Ага. Когда он ободрал тебя как липку и перестал ночевать дома?
ЛИЛИ. Откуда ты знаешь?
ВОЙНИЧ. О, нетрудно догадаться. У нас вообще ходят упорные слухи, что он никакой не Рейли, а одесский еврей Зигмунд Розенблюм.
ЛИЛИ. Розенблюм?
ВОЙНИЧ. Именно! (Ведет ее к дивану, усаживает, садится рядом) Да, у меня для тебя хорошая новость: твоего «Овода» наконец издадут!
ЛИЛИ. Боже мой, у меня даже нет сил радоваться!
ВОЙНИЧ. Я тебе больше скажу: его с нетерпением ждут!
ЛИЛИ. Почему ты так думаешь?
ВОЙНИЧ. Этот твой мерзавец растрепал всем, что Овод писан с него – все жаждут убедиться!
ЛИЛИ. Какая низость!
ВОЙНИЧ. Низость, конечно, да вольно ж тебе было связываться с этим паршивцем!

Пауза.

ЛИЛИ. Миша, а давай ребеночка родим.
ВОЙНИЧ. Какой ребенок, Лили? Кто его будет воспитывать? Пиши свои романы, если заняться нечем. А не хочешь книжку писать – займись вот хоть… Я тут рукопись купил – за гроши буквально, так она на неизвестном языке, можешь себе представить! Попробуй расшифровать ее, а? Я, Лиля, чую, с этой рукописью озолотиться можем. Погоди, я сейчас принесу ее тебе.

Войнич уходит. Лили остается одна.

ЛИЛИ. Что ж, работать так работать.

СЦЕНА 10
1917 год, ноябрь. Квартира Войничей. Войнич, поседевший и обросший, сидит за столом над рукописью, с лупой. Входит Лили с газетой.
ЛИЛИ. Ты читал?
ВОЙНИЧ. Я все время читаю.
ЛИЛИ. В России революция!
ВОЙНИЧ. Веселого Рождества.
ЛИЛИ. Майкл, ты меня понял? Свершилось! Все, за что мы боролись…
ВОЙНИЧ. Я непригоден сейчас для борьбы. У меня дела.
ЛИЛИ. Господи, неужели ты все забыл? Где тот юноша, который за свои идеалы шел в Сибирь?
ВОЙНИЧ. Очевидно, в Сибири.
ЛИЛИ. Майкл, перестань. Мы должны ехать.
ВОЙНИЧ. Куда?
ЛИЛИ. В Россию, сегодня же.
ВОЙНИЧ. Вот прям щас?!
ЛИЛИ. Да.
ВОЙНИЧ. И что ты там собираешься делать?
ЛИЛИ. Не знаю. Но они победили, понимаешь! Победили этот беспросветный мрак,  косность, тиранию! Я должна быть с ними, и все, что я могу…
ВОЙНИЧ. Какая страсть! Вам сколько лет, мисс?
ЛИЛИ. Неважно, сколько лет.  Это победа, Майкл!
ВОЙНИЧ. Ну, какая победа? Там сейчас такое начнется, мясорубка, голод, ад!
ЛИЛИ. Даже если так, хуже, чем было, не будет. Хуже просто не бывает.
ВОЙНИЧ. Лиля, это Россия! Там всегда бывает хуже.
ЛИЛИ. То есть, ты не едешь.
ВОЙНИЧ. В Россию – нет.
ЛИЛИ. Тогда я еду одна. Дай мне денег!
ВОЙНИЧ. Не дам. Я не позволю тебе потратить их на самоубийство. Хочешь ехать – поехали в Америку. У меня как раз дельце наклевывается …
ЛИЛИ. Я поеду в Россию!
ВОЙНИЧ. Ты поедешь со мной или в желтый дом! Потому что сейчас ехать в Россию – верный признак помешательства!

Лили подскакивает к нему и, размахнувшись, дает пощечину. Но Войнич ловко перехватывает ее руку.

Вот! Я же говорил! Ты сошла с ума. Но я тебя прощаю. Я великодушен, Лили.

Лили вырывается, падает на стул и плачет. Войнич присаживается рядом, обнимает ее и покачивает, будто ребенка.

Ну, не расстраивайся так. Уедем в Америку, купим там магазинчик, квартирку, будем жить-поживать.
ЛИЛИ (всхлипывая). Я не хочу в Америку!
ВОЙНИЧ Ах да, американцы ведь испортили твой гениальный роман на своем дурацком Бродвее! Прости их! Там нечего было портить!
ЛИЛИ.  «Овод» – лучший мой роман!
ВОЙНИЧ. Не спорю. Остальные были еще хуже.

Хихикает. Лили рыдает. Войнич добродушно похлопывает ее по спине.

Россия! Тут в Европе не пойми что творится, доходы на нуле, а ты – Россия! Бог с ней совсем. Лавку я продал, билеты купил…

Лили перестает рыдать

ЛИЛИ. И ничего мне не сказал?

ВОЙНИЧ. А зачем бы я тебя волновал заранее? Да ты не переживай, у меня там и дельце уже сговорено! Помнишь ножичек Степняка? Так я нашел на него покупателя! Тысяча процентов прибыли, сделка века!
ЛИЛИ. Ты что,надул Фанни?
ВОЙНИЧ. Ничуть! Я честно накинул десять фунтов на цену, которую давал самый щедрый покупатель!
ЛИЛИ. Майкл, это низко!
ВОЙНИЧ. Это бизнес! А что ты ее жалеешь? Они ездили на тебе безбожно.
ЛИЛИ. Ты не смеешь так говорить! Я работала по велению души!
ВОЙНИЧ. Ну да, ну да. А все-таки я ей благодарен. Помнишь историю про Цитадель? Ее от слова до слова выдумала Фанни. А я только сыграл. Но сыграл гениально, ты как считаешь?
ЛИЛИ. Боже мой! То есть…
ВОЙНИЧ. Ну да, я женился на тебе по расчету. Невелик расчет, а все-таки. Жена англичанка - с моим прошлым, сама понимаешь, отличный вариант!  И тебе это тоже было выгодно!  Ты у нас далеко не красавица, да и приданого за тобой что-то я не припомню.

Пауза.

А ты ведь поверила тогда!  Поверила! Наша дурочка-Булочка Лили.

Чмокнув жену в макушку, встает и возвращается к работе.

Ладно, хватит реветь. Некогда, пароход в среду. Не дури, иди, собирайся.
ЛИЛИ. Булочка-дурочка. Засохшая, несъедобная, никому не нужная булочка.

СЦЕНА 11.
1955 год, Нью-Йорк, квартира миссис Войнич. Она мало чем отличается от квартирки Войничей в Лондоне, прибавился только рояль и книги на полках, на столе, на рояле… Постаревшая Лили в кресле, напротив нее на стуле Журналист.

ЖУРНАЛИСТ. Миссис Войнич, я хотел бы, чтобы вы рассказали нашим читателям о своей писательской карьере.
ЛИЛИ. Давайте я лучше сыграю вам, хотите?

Выбирается из кресла и ковыляет к роялю.

ЖУРНАЛИСТ. Нет-нет, спасибо!
ЛИЛИ. Мою ораторию, я назвала ее «Вавилон». Она посвящена русской революции!

Садится за рояль, торжественно открывает крышку.

ЖУРНАЛИСТ. Миссис Войнич, прошу вас! Я слышал вашу ораторию, прекрасная музыка.
ЛИЛИ. Да? Вы ее слышали? Где, если не секрет? Насколько я помню, она ни разу нигде не исполнялась.
ЖУРНАЛИСТ. О, это была частная вечеринка.
ЛИЛИ. Где же вы достали ноты?
ЖУРНАЛИСТ. Ну, я не знаю… но обязательно спрошу у хозяйки и сообщу вам в следующий раз! Я хотел поговорить с вами об «Оводе».Это культовый роман в Советском Союзе! Разве вы не знаете?
ЛИЛИ. Да, припоминаю, мне что-то такое говорили. Даже гонорар прислали, большой, знаете, я так удивилась – за первое издание я получила сущие гроши.
ЖУРНАЛИСТ. Я смотрю, вам отовсюду шлют переиздания? (берет первую попавшуюся книгу) Это, кажется, на китайском?
ЛИЛИ. Понятия не имею. Моя компаньонка занимается этим.
ЖУРНАЛИСТ. Ваша история поразительна: полвека прозябать в безвестности – и вдруг такая слава! У меня есть приятель в советском посольстве… это он мне рассказал о вас. Говорит, в России все думали, что вы мужчина-итальянец и умерли сто лет назад!
ЛИЛИ. Интересная мысль!
ЖУРНАЛИСТ. Расскажите,о вашем муже - вы ведь были замужем?
ЛИЛИ. Муж мой был великий человек.
ЖУРНАЛИСТ. Как вы познакомились?
ЛИЛИ. Он бежал с русской каторги, мы встретились и поженились.
ЖУРНАЛИСТ. Вы сразу полюбили его?
ЛИЛИ. Разве я сказала, что полюбила его?
ЖУРНАЛИСТ. То есть, вы вышли замуж по расчету?
ЛИЛИ. Я вышла замуж по работе.
ЖУРНАЛИСТ. Кстати, это правда, что вы работали на террориста Кравчинского?
ЛИЛИ. Я работала с крупным общественным деятелем Сергеем Михайловичем Степняком-Кравчинским.
ЖУРНАЛИСТ. Но он был террористом?
ЛИЛИ. Он был великим человеком.
ЖУРНАЛИСТ. Но он, кажется, кого-то убил?
ЛИЛИ. Вы перепутали. Это его убили.
ЖУРНАЛИСТ (догадавшись, радостно). Вы любили его?
ЛИЛИ. У него была жена.
ЖУРНАЛИСТ. А все-таки?
ЛИЛИ. Он многому меня научил.
ЖУРНАЛИСТ. Чему же?
ЛИЛИ. Не болтать лишнего и не делать преждевременных выводов.

Пауза.

ЖУРНАЛИСТ. Скажите, миссис Войнич, а почему вы писали об Италии? Вы  когда-нибудь любили итальянца?
ЛИЛИ. Можно и так сказать. Но мне тогда было всего восемь лет.
ЖУРНАЛИСТ. Сколько?
ЛИЛИ. Восемь. Это была великая любовь!
ЖУРНАЛИСТ. И… как звали вашего возлюбленного?
ЛИЛИ. Граф Кастелламаре. Великий был человек! Почитайте на досуге, о нем есть сведения в учебниках истории Италии.
ЖУРНАЛИСТ. У меня есть сведения, что вы… имели романтические отношения с Сиднеем Рейли…
ЛИЛИ. Вы имеете в виду Розенблюма?
ЖУРНАЛИСТ. Кого?
ЛИЛИ. Зигмунда Розенблюма.
ЖУРНАЛИСТ. Кто это?
ЛИЛИ. Ну как же, это великий человек! Кажется, он работал на английскую разведку… или на советскую? Что-то я не припомню…
ЖУРНАЛИСТ. Так был у вас роман?
ЛИЛИ. С кем? С Зигмундом?
ЖУРНАЛИСТ. С Рейли.
ЛИЛИ. А кто это?
ЖУРНАЛИСТ (теряя терпение). Хорошо. Последний вопрос: скажите, кто был прототипом вашего героя?
ЛИЛИ. Прототипом? Никто.
ЖУРНАЛИСТ. Но я был уверен… Я хотел… это же сенсация – найден прототип знаменитого Ривареса!… Ведь вас любили такие люди! Вы ведь сами говорили… Неужели Риварес не унаследовал от них ни единой черточки?
ЛИЛИ. Во-первых, они меня не любили. А во-вторых, все они Риваресу в подметки не годятся.