Действуют:
ЗОЯ, девушка двадцати пяти лет, подлежащая медицинскому освидетельствованию.
ЗОЙКА, она же чуть раньше, внешне выглядит иначе.
СТАРИК, точнее сказать, старец.
МАЙОР, сотрудник отдела МВД СССР по оперативной работе среди духовенства.
ОТЕЦ НИКОЛАЙ, священник.
КЛАВДИЯ, мать Зойки, продавщица в киоске «Пиво-Воды».
МИХАИЛ, друг детства Зойки, безногий гармонист.
НИНА, подруга Зойки.
ТАТЬЯНА, соседка Нинки.
СЕРГЕЙ, приятель Таньки.
ИВАН, друг Сергея.
АНДРЕЙ, сосед Ивана.
АНДРЕИЧ, пожилой конвоир.
САШКА, молодой конвоир.
Исполнительницы ролей Зои и Зойки могут, исходя из режиссёрского решения, заменять друг друга в определённых сценах. Автор допускает исполнение обеих ролей одной актрисой.
Часть первая.
Видение снежное.
То ли вечер, то ли ночь. Сыплет мелкий снежок. Девичий голос поёт: «В лунном сиянье снег серебрится, вдоль по дороге троечка мчится…» Ветер обрывает напев.
Где-то брешут собаки. С перебоями светят фонари вдоль дорог. Если бы не снег, город бы утонул во тьме. То там, то здесь слышны голоса.
МУЖСКИЕ ГОЛОСА:
– Выноси давай!
– Чё, прям так?
– Наперекосяк!
– По одному давай!
– Не суетись! Берём!..
ЖЕНСКИЕ ГОЛОСА:
– Проходи давай!
– Да не толкайся ты!
– Ничего не вижу!
– Зойка, ты где?
МУЖСКИЕ ГОЛОСА:
– Посвети хоть чем!
– Чем?
– Фонарём!
ЖЕНСКИЕ ГОЛОСА:
– Спички есть у тебя?
– У меня-то есть.
– Так чего ж ты!
– Зойка!..
И там, и здесь чиркают спичками, оглядываются.
МУЖСКОЙ ГОЛОС:
– Где тут дверь?
ЖЕНСКИЕ ГОЛОСА:
– Где у них тут дверь?
– Ты сдурела спичками мне в харю!
МУЖСКИЕ ГОЛОСА:
– Открывай давай!
– Замок заело!
– Открывай, твою мать!
– Товарищ майор, сломаю, отвечать кто будет?
И тут, и там во тьме разом открываются двери, за ними возникает по девичьему силуэту. Страшный звук пронзает небо. Вдали, озарённая ярким светом, стоит с иконой в руках девушка в ночной рубашке. Дикий крик и там, и здесь. И снова тьма кругом.
Молитва о помощи.
СТАРИК: Всесвятый Николай, угодник Господень, заступник наш и в скорбях помощник! Помоги мне, грешному, в житии моём, умоли Господа даровать мне оставление грехов моих во всём житии моём, делом, словом, помышлением и всеми моими чувствами. И во исходе души моей помоги мне…
В сумраке комнаты с низким потолком зажигает спичку человек в шинели.
МАЙОР: Я же вас просил не гундеть. Вы меня слышите?
СТАРИК: Холодно.
МАЙОР: Образованный человек, а несёте чёрт знает что!
Одного за другим конвоиры вносят в комнату привязанных к носилкам, закутанных в простыни людей – одного, второго, третьего, четвёртого, пятого. Конвоиры кладут носилки на пол. Старик устало садится на табурет. Военный распахивает шинель, достаёт портсигар. Носилки с шестым телом конвоиры прислоняют к стене.
СТАРИК: Не курите, пожалуйста.
МАЙОР. (Конвоирам): Чего встали?
АНДРЕИЧ: Товарищ майор, такое дело…
САШКА: Смениться бы нам – сил нет!
МАЙОР: Смены нет. Вернёмся в Москву, отдохнём. Караул выставили?
САШКА: Так точно.
МАЙОР: Проверю. Андреич, с ужином что-нибудь придумай.
АНДРЕИЧ: Из ничего чего я сделаю?
МАЙОР: Кипяточку хотя бы.
АНДРЕИЧ: Это завсегда.
МАЙОР: Ну, и нам по стаканчику.
СТАРИК: Спасибо, я не буду.
МАЙОР. (Старику): По стаканчику чая. (Конвоирам): Смена будет в Москве, как доедем. И вам будет смена, и мне, всем. Свободны!
Конвоиры уходят. Майор пытается закурить, его руки дрожат, спички ломаются одна за другой.
СТАРИК: Не курите, пожалуйста.
МАЙОР: Вы её видели?
СТАРИК: Голова болит. Видел.
МАЙОР: И я видел. Как свет в глаза, так вижу: стоит вся в белом с иконой. Глаза болят. Все мы здесь умом тронулись. Я у вас спрашиваю – все?
СТАРИК: Вы в Бога верите?
МАЙОР: Я – коммунист, фронтовик. (Подходит к телу на прислонённых к стене носилках). Совсем девчонка. Дунешь – упадёт, плюнешь – развалится. А стержень в ней есть. Откуда в ней стержень? (Смотрит на другие носилки). А эти: не люди – тряпки. Таскаемся с ними. Ампулы у вас?
СТАРИК. (Открывает чемоданчик, роется в нём). Шприц остался один. Нет, два.
МАЙОР: Следующий раз когда колоть? Через час? Один шприц про запас, а другим всех колоть.
СТАРИК: Нельзя всех одной иглой.
МАЙОР: А у меня приказ!
СТАРИК: Придут они в сознание – и что с того?
МАЙОР: У меня приказ! Где остальные шприцы, уважаемый? Хочешь сказать, забыл в кабинете? Мне это даже нравится! Девки, значит, очнутся, мы с ними побеседуем с глазу на глаз, потом ты им вколешь эту дрянь, они вырубятся, и мы дальше с ними поедем. Информация прежде всего. (Подходит к прислонённым к стене носилкам, скидывает с головы Зои простыню, обнажает её шею, приоткрывает грудь). Ни рожи, ни кожи! Так ты, милая, и не дала никому! Или дура, или стерва. Всю душу мне вымотала! Ничего, в Москве тебя наизнанку вывернут. И станешь ты податливая и разговорчивая.
СТАРИК: А если – нет?
МАЙОР: Вы же сами говорили мне…
СТАРИК: Я мог ошибиться.
МАЙОР: Не мог!
СТАРИК: Всё-то вы знаете.
МАЙОР: Не всё, но… (Теряет сознание).
СТАРИК: Что с вами? Майор! Товарищ майор! (Склоняется над ним, пытается привести в чувство). Третий обморок за день. Давай, майор…
МАЙОР: Что?.. Что со мной?..
СТАРИК: Обморок.
МАЙОР: Опять?
СТАРИК: Да не смотрит она на вас.
МАЙОР: Смотрела.
СТАРИК: Это нервы, переутомление. Вы когда в последний раз ели? А спали?
МАЙОР: Не помню. (Встаёт на одно колено, на другое, подняться не может).
СТАРИК. (Поддерживает его). Повторяйте за мной.
МАЙОР: Чего повторять?
СТАРИК: Да не бойтесь, хуже не будет. И во исходе…
МАЙОР: И во исходе…
СТАРИК: Души моей…
МАЙОР: Души моей…
СТАРИК: Помоги мне, окаянному…
МАЙОР: Ты чего несёшь, тварь? Да я тебя…
ЖЕНСКИЕ ГОЛОСА: Зойка! Зойка! Зоенька!..
МАЙОР: Слышишь? Слышишь ты, или нет?
ЖЕНСКИЕ ГОЛОСА: Спой нам песню, Зойка! Спой! А лучше станцуй!..
Старик крестится. Так они и сидят на полу в окружении лишённых сознания тел.
Видение утреннее.
КЛАВДИЯ: Зойка! Зойка, слышишь ты меня или нет?
Вросший в землю домик Клавдии Болонкиной. Русская печь. Тусклая лампочка под выцветшим абажуром, стол с книгами и тряпьём, швейная машинка, старый трельяж, шкаф для платьев, пара лавок, пара табуреток, кровать Зои. За занавеской – угол её матери с кроватью, столом, парой табуреток, банками-склянками, узлами с тряпьём.
Светает. Клавдия, пошатываясь, бродит по дому, садится к Зойке на кровать.
ЗОЙКА: Чего тебе?
КЛАВДИЯ: Подыхаю я.
ЗОЙКА: А ты пей больше!
КЛАВДИЯ: Поучи мать детей рожать! Сон мне был дурной. Не к пожару и не к смерти. К болезни? Не помню толком.
ЗОЙКА: К безумию.
КЛАВДИЯ: К твоему, что ли? Не пила бы! А я и не пила. Здоровье где взять? А силы? Самогон не трожь – на продажу. Водку пить – никаких денег не хватит.
ЗОЙКА: А пива у тебя в киоске хоть залейся!
КЛАВДИЯ: Завелась! Говорят тебе – подыхаю! Живот крутит! (Достаёт банку с самогоном, отпивает, закусывает капустой). Тесто там посмотри!
ЗОЙКА: Рано ещё. Слабое тесто.
КЛАВДИЯ: Дерьмовое! Раньше замесишь, и так прёт, что не знаешь, куда девать. Дались тебе эти пироги! Картошку свари, капустки наложи. Себя предложи!
ЗОЙКА: Всё сказала?
КЛАВДИЯ: Может, у него жена, дети?
ЗОЙКА: Холостой он.
КЛАВДИЯ: Все они холостые.
ЗОЙКА: Он хороший.
КЛАВДИЯ: Три дня знаешь, а уже хороший!
ЗОЙКА: Четыре дня.
КЛАВДИЯ: В кино бы сходили.
ЗОЙКА: Зачем?
КЛАВДИЯ: За тем самым! Самовар греть не дам. Не праздник, чайником обойдётесь. Любят по гостям шастать!
ЗОЙКА: Он не любит. Я сама его пригласила. Он говорил, на заводе будет во вторую смену.
КЛАВДИЯ: Говорил он! А ты и уши развесила! Девчонки придут? С кавалерами?
ЗОЙКА: Придут.
КЛАВДИЯ: Книжки-то убери.
ЗОЙКА: Мешают тебе?
КЛАВДИЯ: Тебе мешают. Чего в них есть такого, чего в жизни нет, чего мать твоя тебе не даст? Чего молчишь-то? И в кого такая дура! Мне в киоск сменщица нужна. Пойдёшь?
ЗОЙКА: Я пиво не люблю.
КЛАВДИЯ: Ты его не люби. Ты его продавай. И разбавлять не забывай.
ЗОЙКА: Тошнит меня с него.
КЛАВДИЯ: А тебя со всего тошнит – с пива, с водки, с самогона. В кого такая интеллигентная? На заводе твоём чего хорошего?
ЗОЙКА: Ничего. И нигде ничего.
КЛАВДИЯ. (Отпивает из банки с самогоном): Вроде полегчало. (Напевает):
Эх, Самара-городок, беспокойная я!
Беспокойная я. Успокой ты меня!..
Песня вечерняя.
Майор и Старик всё ещё сидят на полу. Комнату с низким потолком на мгновение озаряет луч света.
МАЙОР. (Майору): Видел? Ты это видел?
ЗОЯ. (Шепчет с трудом): Бес…
МАЙОР: Чего это она?
ЗОЯ: По-кой…
МАЙОР: Говорит, что ли?
СТАРИК: Да тише, вы!
ЗОЯ: На-я я.
СТАРИК. (Повторяет за ней): Беспокойная я.
ЗОЯ: Я.
СТАРИК: Очнулась вроде.
МАЙОР: Очнулась? (Подходит к Зое). Или нет?
ЗОЯ. (Шепчет): Ус-по-ко-й…
МАЙОР: Про покой говорит. Вы бы посмотрели её.
ЗОЯ: Ус-по-ко-й…
СТАРИК: Отвяжите её.
ЗОЯ: Ты ме-ня…
СТАРИК: Тебя, милая, тебя.
МАЙОР: Чего говорит-то?
СТАРИК: А ничего. Поёт она.
МАЙОР: Поёт? (Старик пытается отвязать Зою от носилок). А если сбежит?
СТАРИК: Ей бы на ногах устоять.
МАЙОР: А как она тогда к дверям кинулась! А лейтенанта двинула как! А в окно табуреткой!
СТАРИК: Разовая вспышка.
МАЙОР: Где один раз, там и другой. Нет уж, мне её и этих надо в Москву доставить.
СТАРИК. Да не орите вы!
МАЙОР: То не ори, то не кури. Ты чего делаешь? Ты чего творишь?
СТАРИК. (Отвязывает Зою). Вот так. Всё будет хорошо, девонька. Потерпи немного. (Усаживает её на табурет, поддерживает, чтобы не упала). Сидишь? Вот и славно. Скоро чай пить будем. Хочешь чаю? А я люблю с сахарком. Что ты сказала? Говори, милая, говори, не бойся.
ЗОЯ. (Так же с трудом произносит): Я рос-ла и…
СТАРИК. (Радостно): Вы слышите? Слышите? Поёт!
ЗОЯ: И рас-цве-та-ла…
СТАРИК: Девонка ты моя!.. (Напевает): До семнадцати годов… Не молчи, милая, не молчи!.. (Майор подходит к Зое, всматривается в её лицо). Назад! Отойдите от неё!
МАЙОР. (Отходит). Ты чуди, но меру знай. У меня полномочия.
ЗОЯ. (Оседает на пол). Здравствуй, дедушка.
СТАРИК: Здравствуй, милая. (Пытается её поднять. Майор помогает ему и тут же отходит на несколько шагов). Не бойся, ничего не бойся. Не молчи. Говори, пой, но только не молчи! (Пауза). Что же мне с тобой делать? (Зоя пытается прижать руки к груди один раз, другой). Видите? Вы видите?
МАЙОР: Чего это она?
СТАРИК: На поправку идёт, слава Богу! Где ваша папка? Дайте сюда! (Майор передаёт Старику папку, тот вкладывает её в руки Зои, папка падает на пол). Икона нужна. Икону мне!
МАЙОР: Да где же я… Да как же… Сдурели вы все, что ли!..
ЖЕНСКИЕ ГОЛОСА: Зоя! Зоя! Зоенька, потерпи немного! Самую малость потерпи ещё!..
Встреча тайная.
В луче света к священнику подходит Клавдия Болонкина.
КЛАВДИЯ: Отслужили, батюшка? Вещички, смотрю, собрали. Уезжаете? И то хорошо.
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Чего же хорошего?
КЛАВДИЯ: Церковь вашу закрыли, веру отменили, а вы всё топчетесь.
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Церковь закрыть нельзя. И веру отменить нельзя. Народ русский всё стерпит, выживет. И вера православная выживет. Богослужения запретили. Завтра ключи сдаю.
КЛАВДИЯ: А сами-то куда?
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Господь не даст пропасть. Иконы принесла?
КЛАВДИЯ: Иконы.
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: А говоришь – закрыли-отменили! Все иконы несут, не одна ты.
КЛАВДИЯ: Так выбросить – грех. (Передаёт ему завёрнутые в газету иконы).
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Тебя как звать-то?
КЛАВДИЯ: А зачем это?
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Молиться за тебя буду.
КЛАВДИЯ: Клавдия. Болонкина Клавдия Петровна.
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: На Чкалова живёшь?
КЛАВДИЯ: В восемьдесят четвёртом доме. А вы откуда знаете?
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Пивом в киоске торгуешь?
КЛАВДИЯ: Разве ж это пиво! Вот до войны было пиво!
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Самогон гонишь. Нехорошо это. В церкви когда была?
КЛАВДИЯ: А ты меня не агитируй! Забыла, как тебя звать-то.
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Молиться за тебя буду, Клавдия.
КЛАВДИЯ: Так мы в Бога не верим, коммунизм строим!
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Как построите, на новоселье позвать не забудьте.
КЛАВДИЯ: На какое новоселье?
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: В коммунизм.
КЛАВДИЯ: Ты думай, чего говоришь-то!
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Крещёная ты?
КЛАВДИЯ: Да как все.
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: А дочь твоя крещёная?
КЛАВДИЯ. (Кивает – да). Комсомолка она.
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Лик у неё светлый.
КЛАВДИЯ: А ты… Вы откуда знаете?
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Не в лесу живём. Приходила в храм божий, стояла в сторонке.
КЛАВДИЯ: Паразитка!.. Это ж, если кто видел, если узнал кто… Ладно, пойду я… Я чего спросить хотела?.. Зойка говорит: «Отнеси иконы в церковь к людям, раз сама не молишься». Одну оставила. Чего в ней особого! Мать моя на неё молилась. Теперь Зойка всё смотрит и смотрит.
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Что за икона?
КЛАВДИЯ: Николая, что ли.
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: Святитель Николай – защитник веры православной. О мире в семье, о помощи в недугах, в унынии молитесь ему. По молитвам к Чудотворцу воистину невозможное совершается.
КЛАВДИЯ: Скажешь тоже! Как тебя звать-то?
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: И вправду забыла? Отец Николай.
КЛАВДИЯ: И ты тоже? (Пауза). Тут такое дело… Знаю я, кто на тебя анонимки писал.
ОТЕЦ НИКОЛАЙ: И я знаю. Бог им судья!
КЛАВДИЯ: И чего? И всё, что ли?
ОТЕЦ НИКОЛАЙ. (Вынимает иконы из газетного свёртка): За иконы благодарю. Спаси и сохрани!..
Встреча напрасная.
НИНА: Эх, спаси и сохрани, прими за лекарство! (Крестится на угол с иконой и выпивает полстакана водки).
Дом Болонкиной. За столом сидят Зойка и Татьяна. Рядом с лавкой примостился на своей деревянной тележке с колёсиками Михаил, безногий гармонист. На столе картошка, огурцы, помидоры, квашеная капуста, бутылка водки, банка самогона.
ТАТЬЯНА: Ты чего?
НИНА: А чего он пялится!
ТАТЬЯНА: Это же икона, деревяшка.
ЗОЙКА: Чего мелете!
НИНА: Пускай смотрит! (Обращается к иконе Николая Чудотворца): С Рождеством Христовым, товарищ!
ЗОЙКА: Ты чего орёшь?
ТАТЬЯНА: С прошедшим Новым годом, да, Ниночка?
НИНА: Да, Танечка. Ну, и где твои мужики?
ТАТЬЯНА: Не мужики, а кавалеры. И не только мои!
НИНА: И где они?
ТАТЬЯНА: А я знаю?
ЗОЙКА. (Михаилу): А ты чего сидишь? Сыграл бы, что ли.
МИХАИЛ. (Играет на гармони и протяжно напевает): По долинам и по взгорьям шла дивизия вперёд…
ТАТЬЯНА: Чего воешь! Разве так поют?
МИХАИЛ: Как могу, так и пою. Душа просит.
НИНА: Чего? Душа?
ЗОЙКА: И чего она просит – душа?
МИХАИЛ: Песни. Танца! (Развернул гармонь, заиграл, запел). Домино, домино! Ла-ла-ла, ла-ла-ла!..
ТАНЬКА: Залаял!
МИХАИЛ: Дура ты! Душевная песня!
ЗОЙКА: Когда слова выучишь?
МИХАИЛ: Хрена лысого! Я по-немецки не лаю! Мне музыка по душе!
ЗОЙКА: А помнишь, как до войны мы с тобой пели? А танцевали как!
МИХАИЛ: До войны ты ещё сопля была – вот такая махонькая! Оттанцевался я.
НИНА: До войны, Мишка, и я тебя почти любила.
МИХАИЛ: И ты сопля.
ЗОЙКА: В детстве пять лет разницы словно сто лет.
МИХАИЛ: А вот Зойка меня любила.
ЗОЙКА: Я? Скажешь тоже.
МИХАИЛ: Целовалась со мной один раз.
ТАТЬЯНА: Вот так номер!
ЗОЙКА: Не помню.
МИХАИЛ: И я почти забыл.
ЗОЙКА: Играй давай! (Михаил наигрывает что-то, скрывая набежавшую слезу). Да вы ешьте, девчонки, пейте.
МИХАИЛ: Пойду я, покурю.
Михаил откладывает гармонь, отъезжает на своей тележке, закрывает за собой дверь.
НИНА: Таньке хорошо, у неё Серёга есть. А у меня? Шасть под юбку – и поминай, как звали! Я чего пью-то?
ТАТЬЯНА: Чего?
НИНА: А чтобы жизнь хреновой не казалась.
ЗОЙКА: Мишке тогда, чего, повеситься?
НИНА: Гляньте, девки, какие я чулки достала – красота! В магазине таких не купишь!
ТАТЬЯНА: Дорогие?
НИНА: Да уж не дешёвые, американские!
ТАТЬЯНА: Умеют делать!
ЗОЙКА: Война, как думаешь, будет?
НИНА: С кем война?
ЗОЙКА: С американцами. Видишь, как наглеют!
НИНА: Надо будет, мы и Америку освободим.
ТАТЬЯНА: От кого?
НИНА: От ихних эксплуататоров. Как говорится, свободу угнетённым неграм!
ТАТЬЯНА: Ты нам ещё лекцию прочитай о жизни на далёком Марсе! (Пауза). А слышали, аборты разрешили делать?
НИНА: А срок какой?
ЗОЙКА: Думай, чего говоришь!
НИНА: Я-то думаю.
ТАТЬЯНА: Чего-чего?
НИНА: Того!
ЗОЙКА: А мне сон приснился, будто я в Антарктиду плыву.
НИНА: Куда ты плывёшь?
ЗОЙКА: В Антарктиду на корабле.
НИНА: Спятила?
ТАТЬЯНА: Больше радио слушай! (Встаёт в позу): Приветствуем участников первой антарктической экспедиции!.. Чего в ней делать в этой Антарктиде!
НИНА: Как туда доплыть-то? Льды сплошные!
ТАТЬЯНА: Так у них корабль особый – дизель-электроход.
ЗОЙКА. (Мечтает): Пингвины там!..
НИНА: Пингвины не там, пингвины здесь. Все мы, Зойка, знаешь, кто?
ЗОЙКА: Или к звёздам!
ТАТЬЯНА: Тебе чего-нибудь нормальное снится?
ЗОЙКА: Полетит же когда-нибудь человек к звёздам!
НИНА: Когда здесь у мамки твоей пиво кончится!
ЗОЙКА: Я бы полетела.
НИНА: Ты, подруга, или плыви к пингвинам, или к звёздам лети, но сначала салат научись крошить мелко, по-человечески.
ТАТЬЯНА: Человек к звёздам, я думаю, лет сто ещё не полетит.
НИНА: Черепаху, скажем, запустить можно, она в панцире. Или кошку какую.
ТАТЬЯНА: Кошку жалко.
НИНА: Тогда собаку.
ЗОЙКА: Всё сказала?
НИНА: А чего я? Ты у нас лететь собралась!
ЗОЙКА: Пойду я за Мишкой схожу.
НИНА: Сам придёт. Ты хоть с ним того, или всё за ручки держитесь?
ЗОЙКА: Не могу я без него. И с ним не могу.
НИНА: Да, попала ты в переплёт, подруга! Он у тебя первый был?
ЗОЙКА: Кто? Мишка?
НИНА: Тогда, в сорок первом.
ТАТЬЯНА: Дура ты! Зойке сколько лет тогда было? Лет десять. А Мишке? Пятнадцать. Вот тебе и первый, и второй, и третий!.. (Зойке): До сих пор по нему сохнешь?
ЗОЙКА: Сколько помню себя…
НИНА: Кто ты была для него – девчонка, ребёнок соседский! Да и не смотрел он на девчат.
ТАТЬЯНА. (Нине): На тебя не смотрел!
ЗОЙКА: Я только раз его поцеловала, в щёку, наспех, когда на фронт уходил.
ТАТЬЯНА: Ты давай, подруга, без соплей, без слёз!
ЗОЙКА: Его тогда в военкомате в списках не было, чтобы, значит, на фронт. Сердце у него больное. И плоскостопие было. Уговорил он там какого-то начальника, чтобы вписали его в списки и отправили на фронт.
ТАТЬЯНА: Ты откуда знаешь?
ЗОЙКА: Рассказал по пьяни.
НИНА: Ну и дурак! Дурак, что тебе сказал.
ТАТЬЯНА: Теперь ни плоскостопия, ни ног у него нет. А как танцевал!
ЗОЙКА: Я жалеть его начала, он на меня так глянул!
НИНА: Плохо, небось, жалела!
ЗОЙКА: Я не в этом смысле.
ТАТЬЯНА: Бросай его, Зойка. Разве это жизнь: не человек – обрубок!
НИНА: Сволочь ты!
ТАТЬЯНА: Война – сволочь, а не я. А Мишка твой – дурак.
Входят Сергей, Иван, Андрей. Помогают Михаилу вкатиться в комнату.
СЕРГЕЙ: Кто дурак? Мишка? Он – герой войны, понимать надо!
ТАТЬЯНА: А мы не понимаем? (Обнимает Сергея). Здравствуй, умник.
АНДРЕЙ: А кто пришёл! А по кому здесь скучали!
ИВАН: Знакомьтесь, девочки: Андрюха, мой сосед по общежитию. Приехал к нам. Ты откуда приехал, Андрюха?
АНДРЕЙ: С Урала, с лесоповала.
ИВАН: Поэтическая натура! Ну-ка, зарифмуй ещё чего-нибудь!
АНДРЕЙ: Мой милёнок, как телёнок, только не бодается…
ИВАН: Женщинам и прочим дамам привет!
АНДРЕЙ: Героям войны наше уважение и отдельный презент! (Передаёт Мишке бутылку водки, тот с радостью отпивает из неё).
ИВАН: Мишка, тормози! Напьёшься, кто нам сыграет?
МИХАИЛ. (Снова отпивает). А патефон на что?
СЕРГЕЙ: А так, чтоб я вздрогнул?
ТАТЬЯНА: Успеешь вздрогнуть.
СЕРГЕЙ: Это как? Что за намёки?
ИВАН. (Хватая Нину за зад, падает перед ней на колени). Нинок, а я у ваших ног!
НИНА: Да погоди ты!
ИВАН: А чего ты?
НИНА: Чего, прямо сразу?
ИВАН: Могём и погодя.
МИХАИЛ. (Играя на гармони, напевает): В лунном сиянье снег серебрится…
Песня недопетая.
Луч света озаряет комнату с низким потолком. Зоя, скрестив руки на груди, сидит на табурете.
МАЙОР: Опять того?
СТАРИК: Похоже. (Подходит к Зое, осматривает её): В лунном сиянье снег серебрится… Что же ты, девонька, замерла опять? Вдоль по дороге троечка мчится…
МАЙОР: Симулирует?
СТАРИК: Если бы! Куда-то она уходит. Куда? Возвращается ненадолго. Вам бы прилечь, еле ходите. Сколько уж ночей без сна?
МАЙОР: Я прилягу, а ты меня привяжешь.
СТАРИК: Шутить изволите?
МАЙОР: Изволю. Весело мне. Так весело!
СТАРИК: А в Москве куда их? Состава преступления, как я понимаю, нет.
МАЙОР: А тело есть.
СТАРИК: Человек есть.
МАЙОР. (Кивает на другие носилки). И невменяемых полный набор.
СТАРИК: Помогите-ка мне её поднять. На табурет поднимайте. Ставим! (Ставят Зою на табурет).
МАЙОР: Если упадёт?
СТАРИК: Не думаю. Уверен, что нет. Вы говорите – не в себе она?
МАЙОР: Ясное дело.
СТАРИК: Как сказать.
МАЙОР: Издеваетесь?
СТАРИК: Вы не бойтесь. Не хочу вас обидеть. И я боюсь, и вы. До утра всё может быть.
МАЙОР: Не понял.
СТАРИК: Ваша присказка – «До утра всё может быть». Не замечали за собой? Чай у вас крепкий, тяжёлый.
МАЙОР: Другого не держим.
СТАРИК: Я такой крепкий не пью, извините.
МАЙОР: Извините да простите! А я такой пью. И курю. Иначе голова не соображает.
СТАРИК: Вы со мной не играйте. Я ведь не мальчик. Смерти не боюсь, умирал уже. Боли боюсь, позора боюсь, бессилия своего. Так и запишите.
МАЙОР: Я чего-то не пойму…
СТАРИК: Вы мне не верите. И правильно. В вашем деле никому нельзя верить. Но с научной точки зрения…
МАЙОР: Так что с научной?
СТАРИК: Не знаю. Однозначного объяснения этому нет.
МАЙОР: Это я сто раз слышал.
СТАРИК: И в сто первый раз я вам скажу…
МАЙОР: Да пошёл ты!.. (Пауза). Вы меня извините, не сдержался. Говорят, вы с товарищем Сталиным были знакомы.
СТАРИК: Я истории больных не обсуждаю.
МАЙОР: Товарищ Сталин был больной? Ты чего лепишь?
СТАРИК: Я в молодости и с товарищем Лениным виделся по медицинской линии.
МАЙОР: А Никита Сергеевич?
СТАРИК: Это вы сами у товарища Хрущёва поинтересуйтесь при случае. (Смотрит на Зою). А вы говорите – бревно бревном!
МАЙОР: Она чего, всё слышит? Чего молчишь, наука?
СТАРИК: Я вам уже сто раз говорил. С научной точки зрения, не может быть, чтобы человек застыл навсегда. Среди больных, среди психических больных, при определённых состояниях шизофрении может развиваться ступор, каталептическое состояние. Человек застывает в определённой позе, стоя или сидя, как угодно, застывает на какое-то время. Такие случаи известны. Но об одеревенелости, об уходе из мира, о вечном ступоре речи быть не может. Об этом вам любой психиатр скажет.
МАЙОР: Знаю я этих психиатров!
СТАРИК: А уж как я их знаю!
МАЙОР: Я так понял, что она со временем придёт в себя?
СТАРИК: Она и сейчас в себе.
МАЙОР: Психически не того?
СТАРИК: В себе, где-то там. Но где?
Один за другим начинают дрожать привязанные к носилкам закутанные в простыни люди. Слышатся невнятные звуки.
МАЙОР: Говорил я – колоть надо! Глянь, как их крутит! (Одна из связанных женщин едва не встаёт). Держи её! Куда собралась, мамаша!
Майор осаживает женщину. Во время борьбы с ней рвутся простыня и верёвки. Замерев, Клавдия открывает глаза, смотрит на Старика. Майор не решается прикоснуться к ней.
КЛАВДИЯ. (Говорит с трудом): Ты? Ты Зойку рвал? (Переводит взгляд на Майора, того начинает трясти от страха). Ты?.. Ты!.. Ты порвал, я соберу!..
СТАРИК: Соберёшь. (Обращает к ней ладонь). Сюда смотри. Сюда! Вот так, хорошо. Очень хорошо. Сейчас ты встанешь. Встанешь и обнимешь меня. Я твой друг. Здесь все хорошие люди. (Клавдия словно в гипнозе подходит к Старику, обнимает его). Теперь сядь. (Она садится на табурет лицом к Зое. Старик проводит ладонью по её лицу, Клавдия приходит в себя). Как тебя зовут?
КЛАВДИЯ: Клав…
СТАРИК: Клавдия?
КЛАВДИЯ: Петровна.
СТАРИК: Болонкина? (Клавдия кивает – да. Старик указывает на Зою). Узнаёшь её?
КЛАВДИЯ: Зойка.
СТАРИК: Дочь твоя?
КЛАВДИЯ: Моя.
МАЙОР: Как фамилия?
КЛАВДИЯ: Её-то? Карнаухова.
МАЙОР: Ты – Болонкина, а она – Карнаухова?
КЛАВДИЯ: Так по отцу её. А я в разводе.
МАЙОР: Соображает!
СТАРИК: И слава Богу!
МАЙОР: Что случилось, помнишь? (Пауза. Клавдия тихо плачет). Ну, ты даёшь, наука! А с другими так можешь?
Не обращая на него внимания, Старик подходит к Зое, пристально смотрит на неё, проводит ладонью по её лицу. Пауза. Зоя открывает глаза.
СТАРИК: Здравствуй, девица, здравствуй, милая. Слышишь меня?
Зоя шумно вздыхает.
МАЙОР: А я-то думал – всё, привет, не человек, а дерево!
Старик отходит от Зои, устало опускается на пол. Пауза.
КЛАВДИЯ: Куда теперь нас?
Зоя начинает смеяться. Её смех всё громче и громче. В дверях появляются конвоиры. Где-то вдали играет гармонь.
Встреча пьяная.
Вновь вечер, дом Болонкиной. За окном сыплет мелкий снежок. Михаил играет на гармони, остальные пьют и закусывают. Зойка присаживается на лавку к Михаилу.
ЗОЙКА. (Поёт):
В лунном сиянье снег серебрится,
Вдоль по дороге троечка мчится.
Динь-динь-динь, динь-динь-динь!
Колокольчик звенит…
Этот звон, этот звук много мне говорит!
В лунном сиянье ранней весною
Вспомнились встречи, друг мой, с тобою…
Колокольчиком твой голос юный звенел…
Динь-динь-динь, динь-динь-динь!
О любви сладко пел…
ИВАН. (Аплодирует): Браво! Браво!
НИНА: Да погоди ты, не всё ещё!
АНДРЕЙ: Предлагаю выпить за волшебный голос нашей хозяйки!
ТАТЬЯНА: За тебя, Зойка!
СЕРГЕЙ: Мужчины пьют стоя!
МИХАИЛ: И меня, меня поднимите! (Сергей с Андреем поднимают его, роняя гармонь. Все кроме Зойки выпивают). За тебя! Я хочу, чтобы ты…
ТАТЬЯНА: Ты чего не пьёшь?
ЗОЙКА: Не хочу.
НИНА: Да она вообще не пьёт.
АНДРЕЙ: За себя надо! Не халтурить! Пей до дна, пей до дна!.. (Девушки буквально вливают в Зойку стакан водки). И закусить, обязательно закусить!..
МИХАИЛ: Зойка, ты пойми, я ведь что хотел…
ЗОЙКА: Подожди, Миша, потом. Дай отдышаться.
АНДРЕЙ: Предлагаю ещё по одной за мир во всём мире!
СЕРГЕЙ: Поддерживаю.
ТАТЬЯНА: Куда погнали-то?
СЕРГЕЙ: Куда надо.
АНДРЕЙ: За мир!
ИВАН: Во всём мире за мир!
МИХАИЛ: За нашу победу!
АНДРЕЙ: Это правильно! Уважаю!
Выпивают, закусывают. Зойка решается и тоже выпивает.
АНДРЕЙ: Конфетой заешь, конфетой.
ЗОЙКА: Спасибо.
АНДРЕЙ: Зоя, вы шоколад любите?
ЗОЙКА: Не знаю.
АНДРЕЙ: А я знаю. Вы очень любите шоколад! (Кормит с руки, словно случайно трогая её губы).
МИХАИЛ. (Замечает неладное): Слышь, ты!..
АНДРЕЙ: Герою войны налить ещё!
ИВАН: Да запросто! Кто поддержит?
СЕРГЕЙ: Весь советский народ!
НИНА: Мальчики, я, кажется, уже пьяная.
Все выпивают, закусывают. Андрей обнимает Зойку.
АНДРЕЙ: Какие вы, девушки!..
ЗОЙКА: Какие?
НИНА: Странные? Нет, скажи, странные? Мы одинокие!
ТАТЬЯНА: Какие?
НИНА: Одинокие.
СЕРГЕЙ. (Сжимает в объятиях Татьяну): Ты за всех-то не отвечай.
МИХАИЛ. (Выпивает). Сволочь ты, Зойка! Сучье племя! (Берёт в руки гармонь. Едва не падает. Пытается играть, но мелодия не складывается). Сволочь ты!..
Песня забытая.
Комната с низким потолком. Старик с закрытыми глазами сидит на табурете. Зоя стоит у стены. На носилках, скрючившись, лежат завязанные в простыни тела. Майор наблюдает за тем, как Клавдия мечется от стены к стене.
КЛАВДИЯ. (Кричит в лицо Зое): Сволочь ты, сволочь!
МАЙОР: Смотри, как разошлась!
КЛАВДИЯ: Потаскуха! Чего уставилась? Праздника захотела? Мать родную на мороз выставила! Доигралась! Отымели тебя во все щели!
МАЙОР: Во даёт гражданка!
КЛАВДИЯ: И правильно отымели! Убила бы я тебя! (Плачет). Стерва такая! Правильная, воспитанная, начитанная! (Продолжает выть вполголоса).
СТАРИК: Может, хватит?
МАЙОР: Андреич! Андреич, твою мать!
В комнату входит Андреич.
АНДРЕИЧ: Здесь я.
МАЙОР: Спите вы там, что ли!
АНДРЕИЧ: Уснёшь тут.
МАЙОР: Гармонь где? Не понял? Гармонь где, спрашиваю?
АНДРЕИЧ: Так ведь такое дело… Какая гармонь?
МАЙОР: А такая! Та, что вы с Сашкой у них из дома стянули. Я же русским языком сказал, чтобы без мародёрства. Сюда неси!
АНДРЕИЧ: Сейчас, что ли?
МАЙОР: Ты, я смотрю, совсем оборзел!
АНДРЕИЧ: Так, товарищ майор, если надо, я мигом!
Андреич выбегает за дверь.
МАЙОР. (Зое): Молчишь, значит? Видишь, слышишь, но молчишь?
СТАРИК: Прекратите этот балаган.
МАЙОР: Именно что балаган! Нет, родная, ты у меня заговоришь! Запоёшь ты у меня!
Андреич заталкивает в комнату Сашку с гармонью в руках.
САШКА. (Андреичу): А чего я! Да пошёл ты!
МАЙОР: Разговорчики! А-ну, смирно! (Достаёт пистолет). Ох, достали вы меня!
САШКА: Товарищ майор!..
АНДРЕИЧ: Да мы никогда…
МАЙОР: Играй! Играй, говорю!
САШКА: Не умею я.
МАЙОР: Спереть вещь он умеет, а использовать её не умеет! И это сержант, комсомолец! Играй, а не то пристрелю как вредителя, как диверсанта, как врага народа!
Сашка суетливо берёт гармонь, роняет её. Зоя вздрагивает от знакомых звуков. И Майор, и Старик замечают это.
СТАРИК: Подождите, подождите! (Подходит к Зое, та приваливается к нему). Играй!
САШКА: Не умею я.
СТАРИК: Играй!
МАЙОР: Играй, паразит!
САШКА. (Напевает):
В лунном сиянье снег серебрится,
Вдоль по дороге троечка мчится…
Сашка плачет, пытается играть. Зоя вздрагивает от каждого звука, корчится, оживая. Начинают двигаться и тела, привязанные к лежащим на полу носилкам. Майор, Андреич, Клавдия замирают от страха. Старик обнимает Зою.
СТАРИК: Играй! Играй!..
Встреча отчаянная.
Комната в доме Болонкиной. Не попадая в ноты, играет на гармони Михаил.
МИШКА. (Поёт, словно плачет):
В лунном сиянье ранней весною
Вспомнились встречи, друг мой, с тобою…
ЗОЙКА: Мишка, ты чего? Ты пьяный, что ли?
МИШКА: На себя посмотри.
ЗОЙКА: Нинка, я пьяная?
НИНА: Само собой, Зоенька!
АНДРЕЙ: За сбытие мечт и желаний пьём до дна!
Все выпивают. Михаил роняет гармонь и засыпает.
АНДРЕЙ: Хочешь ещё шоколадку?
ЗОЙКА: Хочу.
Андрей кормит Зойку шоколадом, обнимает её, тискает грудь, расстегивает кофту. Сергей наваливается на Татьяну. Иван выпивает ещё и впивается губами в Нину. Михаил спит.
ЗОЙКА: Отстань! Отстань, дурак! (Вырывается из рук Андрея).
МИХАИЛ. (Сквозь сон): Зойка! Зойка!..
АНДРЕЙ. (Встаёт, шатаясь, подходит к патефону). Почему никто не танцует? Пластинки трофейные, американские! Спляшем?
НИНА: Как под неё плясать-то?
АНДРЕЙ: А как хочешь!
ИВАН: А ты хочешь?
НИНА: Хочу.
ИВАН: Эх, сил моих нет! Гаси свет, Андрюха!
АНДРРЕЙ. (Заводит патефон, выворачивает лампочку под абажуром и в темноте натыкается на Михаила). Разлёгся тут!
Грязная пьяная пляска. В каждой паре своя похоть. Зойка вырывается от Андрея, тот меняет пластинку. Звучит американский рок-н-ролл.
АНДРЕЙ: Белый танец! Дамы приглашают кавалеров!
Татьяна в танце обнимает Сергея, Нина – Ивана. Андрей смотрит на Зойку.
НИНА: Ты чего задумалась, подруга?
ТАТЬЯНА: А она принца ждёт.
НИНА: Какого принца?
ТАТЬЯНА: Практиканта на заводе подцепила.
ЗОЙКА: Я подцепила?
ТАТЬЯНА: Не я же! У меня свой кавалер.
СЕРГЕЙ: Это правильно. За это уважаю!
АНДРЕЙ: Ну, и где практикант?
ТАТЬЯНА: Николай. По отчеству, жаль, не помню.
НИНА: Тощенький, в очках.
ТАТЬЯНА: Ага, и всё с книжками таскается.
АНДРЕЙ: Где практикант?
НИНА: И сейчас небось в библиотеке уснул. Не придёт он, Зойка!
ЗОЙКА: Придёт.
АНДРЕЙ. (Останавливает пластинку). Не придёт. Кончай комедию ломать!
ЗОЙКА: Комедию? Белый танец? (Смотрит вокруг). Дамы приглашают? Ну, так и я приглашаю!..
Зойка подходит к иконе, крестит её стаканом, допивает, бросает стакан на пол. Михаил поднимает голову, пытается тронуться с места, но Андрей легко удерживает его.
МИХАИЛ: Зойка, ты чего? Зойка, не смей!
ЗОЙКА: Заводи пластинку!
НИНА: Во даёт!
ТАТЬЯНА: Я дурею!
ЗОЙКА: Заводи, я сказала!
АНДРЕЙ: Пускай танцует! Это кто у тебя?
ЗОЙКА: Николай. (Берёт в руки икону, прижимает её к груди).
АНДРЕЙ: Чудотворец? Не один Николай, так другой! Пусть с ним и танцует! (Рвёт на Зойке платье). Чего стоишь? Давай! Танцуй!
Андрей ставит пластинку, прихлопывает в такт. Зойка начинает кружиться в танце. Все смеются, пляшут похабно. Михаил злобно кричит.
Яркая вспышка света и страшный грохот сотрясают всё вокруг. Зойка стоит словно статуя посреди комнаты в ночной рубашке, прижав икону к груди. Пауза. Дикий общий крик. Вдали звучит мелодия недопетой ею песни – «В лунном сиянье снег серебрится…»
Видение безголосое.
Ночь. Огромная белая простыня пролетает над Зойкой.
ЗОЙКА: Господи, неужели ты есть?.. Что со мной? Что со мной, Господи?.. За что?.. Если ты всё видишь, всё знаешь, то за что меня?.. Ноги словно в огне, а рукам холодно… Я говорю с тобой, говорю, а ты молчишь. Может, я не так говорю, не то? Я молитв не знаю. А без них ты меня услышишь?.. Страшно мне, Господи!.. Ночь сейчас? Ночь. Ночью спят все. Дай мне сил уснуть! Хоть немножко дай!.. Как сбежали все, как потом Нинка пришла, как мать с милицией пришла, помню. Как смотрели на меня, трогали, щипали, на куски чуть не рвали, помню. Спичкой жгли. Как врачи пришли, помню. Иглой меня кололи, так игла погнулась, в меня не вошла. Врач аж в обморок упал. Всё помню. А потом не помню ничего!.. Господи, страшно-то как!.. Люди какие-то приходили, фотографировали меня, измеряли всю, писали что-то… Как на покойницу покрывало накинули, потом простыню. Они с меня падают, а почему, не знаю… Ни рукой, ни ногой не пошевельнуть, ни вздохнуть. Но ведь я живая! Живая я, Господи!.. Что со мной? За что со мной это?.. Даже слёз нет. Говорю, а голоса своего не слышу. И никто не слышит… Охрану ко мне приставили. Боятся меня, чертыхаются, крестятся. Один описался от страха. Разве я страшная, Господи?.. Пощади меня. Помоги. Спаси меня, Господи!.. А на улице люди толпятся, я слышу. Их милиция гоняла, да всё без толку. Водой улицу поливали словно каток какой. А зачем? Чтобы никто подойти не смог? Так они и не подходят к дому, боятся… Разве я такая страшная, Господи?.. Вот ты всё молчишь, смотришь на меня и молчишь. Слышишь ли ты меня? Может, я не так с тобой говорю? Может, я не то говорю?.. Ночь сегодня лунная, светлая, морозная. Ночь лунная. В лунном сиянье… Не помню… Отчего тебе люди молятся? От страха? Или от любви?.. А вот я молитв не знаю. Холодно мне, Господи! А ноги словно в огне…
Зоя смотрит на Зойку и плачет. Огромная белая простыня пролетает над Зоей и покрывает Зойку.
Часть вторая.
Встреча морозная.
САШКА: Эх, Самара-городок! Народищу-то!..
АНДРЕИЧ: Да!.. (Кричит): Чего хотим, товарищи? Чего стоим?
САШКА. (Кричит): Чего уставились?
АНДРЕИЧ: Ты им, Сашка, не хами. Как попрут, никакое оцепление не поможет.
САШКА: Да они не меньше нашего боятся. Во вторник орали, чтобы им девку эту показали, мол стоит там, окаменевшая. Старший опер вышел, говорит: «Заходи по одному, кто хочет, смотри». И хоть кто бы шелохнулся! Стоят, молчат.
АНДРЕИЧ: Говорят, ходили, смотрели.
САШКА: И чего?
АНДРЕИЧ: Да кто что говорит. Одни говорят, что стоит она, а другие, что нет никого в доме.
САШКА: А как же врачиха?
АНДРЕИЧ: С неотложки? Тут промашка вышла. Глаза выпучила, заикается, слова сказать не может. Но народ, – это же сволочи, а не люди! – тут же понесли, что, хотели Зойке укол сделать от столбняка, да не смогли, игла погнулась, под кожу не вошла.
САШКА: Так у неё столбняк?
АНДРЕИЧ: Ты в школе учился?
САШКА: Сам придурок!
АНДРЕИЧ: При столбняке улыбка вот такая, судороги. А она стоит холодная, как статуя, не дышит. Ты же был там, видел.
САШКА: Ничего я не видел. Боялся я, не смотрел на неё.
АНДРЕИЧ: Живых опасайся, не мёртвых и не таких, как Зойка эта.
САШКА: Ты меня, Степан Андреич, ежели что, спасай. Я тебе честно говорю.
АНДРЕИЧ: Что же я не понимаю, что ли? (Кричит): Расходимся, граждане! Тут вам не цирк, клоунов нету! Чего уставились-то? И охота на морозе сопли жевать!
САШКА: Слышали команду? По домам расходимся! С утра до ночи стоите, пялитесь!..
К конвоирам подходит Майор.
МАЙОР. (Конвоирам): Вы чего здесь?
АНДРЕИЧ: Покурить вышли, товарищ начальник.
МАЙОР: А в доме кто?
САШКА: Да куда она денется!
МАЙОР: Сукины дети! Да я вас под арест!
АНДРЕИЧ: И слава Богу!
МАЙОР: Ты меня, Степан Андреич, не заводи! Надоело служить?
АНДРЕИЧ: Сил нет на неё смотреть.
МАЙОР: А у меня есть силы? Поговори мне ещё! Быстро в дом оба!
Конвоиры уходят. Майор смотрит на часы, улыбается, машет кому-то рукой. К нему подходит священник...
| 
