по мотивам исторического анекдота

Действующие лица:
Петр Алексеевич, царь
Василий Полубояров, камердинер, в возрасте
Аннушка, жена камердинера, молодая девушка
Ваня, конюх, молодой парень

Петровская Россия.
Спальня жены камердинера Василия Полубоярова.
Скромная обстановка: стол, лавка, кровать.
Полумрак.
Из-под одеяла слышен смех,
потом высовываются довольные головы Аннушки и Вани.

А н н у ш к а. Вася, хватит! Сил моих нету! Уймись, дурачок!
В а н я. Что-что? Ты назвала меня Васей?
А н н у ш к а. Почисти уши, я назвала тебя Ваней!
В а н я. Нет, ты сказала: «Вася, хватит!»
А н н у ш к а. Нет, я сказала: «Ваня, хватит!»
В а н я. Я не глухой.
А н н у ш к а. А я не слепая. Думаешь, я тебя от Васьки отличить не могу?
В а н я. Стало быть, послышалось?
А н н у ш к а. Стало быть.
В а н я. И чем же мы отличаемся?
А н н у ш к а. Буквой.
В а н я. Буквой?
А н н у ш к а. Всего одной буквой: он Вася, ты Ваня.
В а н я. И всё? Мы отличаемся одной буквой?
А н н у ш к а. (смеясь) Не всё! Он старый, ты молодой. Он седой, ты черноволосый. Он грустный, ты веселый. Он камердинер, ты конюх.
В а н я. При чем тут это? При чем тут, что он камердинер, а я конюх? А? Что дурнее – с царя портки стаскивать или коня в чистом поле выгуливать?
А н н у ш к а. Я разве говорю, что дурнее? Я отличия называю. Сам спросил! Оба вы – царские слуги! По мне так одинаково, что царю волосы причесывать, что его коню гриву ерошить.
В а н я. Тебе одинаково, что с ним, что со мной?
А н н у ш к а. Я этого не говорила! Он муж, а ты любовник. Вот главное отличие! А был бы ты моим мужем, кто знает, может, и ты мне давно наскучил и опостылел бы!
В а н я. Как помрет он, женюсь на тебе, и проверим!
А н н у ш к а. Нескоро ему помирать. Старый он только на лицо да с тобой в сравнении, а так – крепкий мужичок еще. В старом теле силушка молодецкая!
В а н я. Что же ты со мной милуешься день-деньской, если силушка у него молодецкая?
А н н у ш к а. Не ревнуй, Ванюша! С Васей давно не милуюсь – как тебя полюбила. Притворяюсь всегда перед ним, что хвораю. Целую неделю вот говорю – зуб болит! Он мне кору дубовую каждый вечер заваривает, да и пальцем не трогает. Потом еще что-нибудь придумаю.
В а н я. А вышла бы ты за меня, если бы он помер?
А н н у ш к а. С чего бы ему помереть?
В а н я. Но вдруг помрет? Вдруг царь казнит за непослушание!
А н н у ш к а. Царь ему бумаги свои доверяет носить, подарков нам не жалеет… Сына нашего крестить обещал…
В а н я. Так вышла бы или нет?
А н н у ш к а. (смеясь) А подумала бы! Может, вышла бы, а может, и нет!
В а н я. Ишь какая! Идем под одеяло, там ты сговорчивее!
А н н у ш к а. О! Еще одно отличие! Муж по утрам и вечерам каши да горячих щей просит, а ты целый день только ласку спрашиваешь. Похудел весь, а под одеяло всё равно тянешь.

Аннушка и Ваня снова залезают под одеяло.

А н н у ш к а. (высовываясь из-под одеяла) Слушай, Вань! Если я за тебя замуж пойду, как меня в народе звать будут?
В а н я. (высовываясь из-под одеяла) Как это «как звать»? Аннушкой и будут.
А н н у ш к а. Ну вот сейчас я камердинерша – жена камердинера. А жена конюха как? Конюшиха, что ли? Ну, ответь! Конюшиха, да?
В а н я. Иди под одеяло, я тебе тут и отвечу! На все вопросы!

Аннушка и Ваня залезают под одеяло, слышны хохот и визг.
Стук в дверь. Любовники не слышат. Снова стук в дверь. Любовники затихают. Стук раздается громче и настойчивей.

В а н я. Кто это? Ждешь кого-то?
А н н у ш к а. Я почём знаю! Никого не жду. Васька на службе должен быть.
В а н я. Ну спроси, кто! Если не Васька, то и я могу открыть!
А н н у ш к а. (шепчет) Тихо ты! Не смей открывать! (кричит) Кто там?
В а с и л и й. (из-за двери) Аннушка, это я – Василий! Открой мне! Срочно!
В а н я. Чего он пришел? Или заподозрил что?
А н н у ш к а. А я почём знаю, чего ему надо! Спрячься куда-нибудь! Хоть за занавеску! Скажу ему опять, что больна, и он скоро уйдет!

Ваня в нижнем белье прячется за маленькую занавеску, что прикрывает окошко. Аннушка открывает дверь, входит взволнованный Василий.

В а с и л и й. Ты почему раздета до сих пор?
А н н у ш к а. Расхворалась, цельный день под одеялом, вся в жару.
В а с и л и й. Зуб болит?
А н н у ш к а. А что?
В а с и л и й. Отвечай, когда муж спрашивает! Зуб болит?
А н н у ш к а. Ну болит. И зуб, и голова. Лежала тихонечко, от боли кривилася. Когда лежу, как будто легче становится.
В а с и л и й. Значится, зуб болит. Хорошо. А голова болит – это от зуба. Скоро болеть перестанет! Одевайся быстрее!
А н н у ш к а. Разве зуб перестанет болеть от того, что оденуся?
В а с и л и й. И кровать поправь быстрее. Как будто с кем кувыркалася тута, а не от боли кривилася.
А н н у ш к а. Быстрее, да быстрее. Торопимся, что ли, куда? И зачем кровать поправлять, гостя разве ждем?
В а с и л и й. Как?! Я разве не сказал?! Сам государь сюда идет! Батюшка Петр Алексеич! Зуб твой больной выдирать!
А н н у ш к а. Какой еще зуб выдирать?
В а с и л и й. Больной! Тот, что мучит тебя котору ночь!
А н н у ш к а. Ты что, Вася, государю о зубе моем рассказал?
В а с и л и й. Он сам спросил. Почему, говорит, грустишь, Василий? Жена молодая у тебя, грустить не должен! Я и объяснил грусть свою – зуб, говорю, мучит жену молодую, не дает нам миловаться по ночам. Вот он и вызвался спасти семью от напасти. Так и сказал – спасу, говорит, вашу семью от напасти. Выдерну болезнь с корнем!
А н н у ш к а. Но у меня прошел зуб, Вася! Не болит больше, Вася! Смотри! Я улыбаюсь! (открывая рот) Аааа.  Смотри, Вася, – все зубы как на подбор, белые и целые. Снега белее зубы-то мои!
В а с и л и й. Ты не бойся, Аннушка! Государь этому делу у голландцев выучился! Выдернет – пискнуть не успеешь.
А н н у ш к а. Не болит у меня ничего, Вася! Не надо мне ничего выдирать! Останови его, Васечка! Не хочу я без зубов ходить! Я еще молодая! Он же всему двору зубы повыдирал! Все придворные шепелявят!

Слышен топот и крик: «Васька-черт, где твоя Аннушка?»  
Распахивается дверь, на пороге – царь Петр Алексеевич.
Аннушка от страха сначала пятится, потом бежит к кровати и прячется под одеяло.

П е т р  А л е к с е е в и ч. Тесновато у тебя, Василий Полубояров! У собак моих конура просторнее.
В а с и л и й. Не жалуемся ни на что. Не привыкли жаловаться. Рады, что имеем.
П е т р  А л е к с е е в и ч. Где она?
В а с и л и й. Кто она?
П е т р  А л е к с е е в и ч. Аннушка, жена твоя, дурень! Кто! Еще спрашивает! Для чего же я шел сюда?!
В а с и л и й. А вы разве не видите? Вот она, рядом со мной.
П е т р  А л е к с е е в и ч. Не вижу, дурень, не вижу! Видел бы – не спросил бы!
В а с и л и й. (оглядываясь) Ой. Аннушка! Аннушка! Куда пропала?! А ведь была тута. Куда делась?!
П е т р  А л е к с е е в и ч. Вон там, в кровати, не она от страха дрожит?
В а с и л и й. Как не она! А кто же? Она и есть! Аннушка, нехорошо, право слово, государя лежа в постели встречать. Ой, нехорошо это, Аннушка. Негостеприимно!

Петр Алексеевич достает из шкатулки щипцы.

П е т р  А л е к с е е в и ч. Пусть на лавку садится, к окошку ближе. Без свету никак.
В а с и л и й. Не гневи, государя, Аннушка! Идем на лавку! Один зубик всего. Чик-чик, и готово!

Аннушка встает с постели, ни жива ни мертва подходит к лавке, молча кланяется Петру Алексеевичу и садится.

П е т р  А л е к с е е в и ч. Не трусь, Аннушка. Нет в России способнее зубодёра, чем я. Темно у вас только. Василий, окошко раззанавесь!
А н н у ш к а. Нет! Не надо раззанавешивать! Глаза болят от солнца!
П е т р  А л е к с е е в и ч. Солнце полезно человеку! Раззанавесь окошко, Василий!
А н н у ш к а. Здоровому человеку солнце полезно, а я больна! Больна! Глаза болят! Жжет глаза солнце! Не надо раззанавешивать, прошу вас, батюшка Петр Алексеич!
П е т р  А л е к с е е в и ч. Как не надо, Аннушка? Выдерну в темноте зуб здоровый, не отступит боль твоя. Потерпи немного, потом занавесим снова. Кто же в темноте зубы выдёргивает? Раззанавесь, Василий, кому велено! Али ты не слышишь веления царского?
А н н у ш к а. (вцепившись в руки Василия) Не отпускай меня, Вася! Господом богом молю – не отпускай. Или я упаду! Смотри, как я слаба! Дух испущу!
В а с и л и й. Рано тебе дух испускать, молода еще. (Петру Алексеевичу) Свечой посветить можно, государь Петр Алексеич! Или лучину зажечь! Ну его, это солнце!

Петр Алексеевич подходит к окну.

П е т р  А л е к с е е в и ч. Нет сладу с бабами. Придется самому. (увидев за занавеской Ваню) Вот тебе и солнце! Спряталось за занавеской! От такого горячего луча не только глаза у девки заболят, но и другие места раньше времени истреплются.
В а с и л и й. (успокаивая жену) Солнце сегодня яркое, да.
П е т р  А л е к с е е в и ч. Пожалуй, пусть окно занавешенным остается. Чтобы не сгореть нам тут всем. От солнца! (зло) Открывай рот, девка! Буду зуб выдёргивать!
А н н у ш к а. Не надо выдёргивать, пожалей меня, государь Петр Алексеич!
П е т р  А л е к с е е в и ч. Открывай рот, не то хуже будет!
А н н у ш к а. (открывая рот) Не надо хуже! Куда уж хуже!
П е т р  А л е к с е е в и ч. Шире!
А н н у ш к а. (то открывая, то закрывая рот) Не болит у меня зуб! И не болел вовсе никогда! Я же соврала, Вася! Соврала, батюшка Петр Алексеич! Накажите меня, что соврала! Только зубы не трогайте!
П е т р  А л е к с е е в и ч. (кричит) Еще шире!
В а с и л и й. Батюшка Петр Алексеич, может, в другой раз? Жалко мне её что-то! Руки, как шпаги, холодны, а лицо, как сорочка, белое. Смерти усмешка будто в глазах мелькает.
П е т р  А л е к с е е в и ч. Что ты о смерти знаешь, камердинер Василий Полубояров?! Что ты знать о ней можешь?! Ни разу в седле не сидел, в бою крови не проливал.  Ты, вона, с женой своей не управляешься, а с врагом и подавно не справишься. Молчи лучше, Васька! Не мешай! Благополучие твое семейное спасаю!
В а с и л и й. А свечку подержать? Свету добавить?
П е т р  А л е к с е е в и ч. К чертям свечку! Так выдерну!

Петр Алексеевич выдирает Аннушке зуб.
Аннушка кричит от боли, Василий время от времени кричит вместе с ней. Ваня затыкает уши за занавеской.

П е т р  А л е к с е е в и ч. Готово!
В а с и л и й. Неужели? Так быстро?
П е т р  А л е к с е е в и ч. Тряпку какую-нибудь закуси, девка, – кровь останови.

Крови очень много.
Василий отрывает лоскут от простыни, протягивает Аннушке.
Аннушка прикусывает тряпку и стонет.

П е т р  А л е к с е е в и ч. Прекрасный зуб! Блестит, как бычий пузырь на солнце! Пронумерую и в мешок к себе уберу! Каждый зуб храню, чтоб потомки узнали, сколько человечьих судеб я от боли спас! Смотри, Василий, как умело выдрал: ни единого царапка не оставил. Недаром у голландского зубодёра уроки брал!
В а с и л и й. И правда хорош зуб. Чего болел – непонятно.
П е т р  А л е к с е е в и ч. Зато теперь ничего болеть не будет. Нечему болеть. Да, Аннушка? Слушайся мужа впредь, и будут зубы твои целёхоньки! Урок тебе это от великого зубодёра Всероссийского!

Петр Алексеевич заворачивает зуб в платок и прячет.
Потом достает флягу и протягивает Аннушке.

П е т р  А л е к с е е в и ч. Пей, девка! Пей, да ума не пропей.

Аннушка делает несколько глотков из фляги.

В а с и л и й. (скороговоркой, кланяясь) Премного благодарствуем за заботу вашу, государь наш великий Петр Алексеевич!
П е т р  А л е к с е е в и ч. Ну-ну, некогда мне тут хвалу выслушивать, дела государственные оставил ради вашего семейного счастия. (громко, для Вани) Рекрутский набор немедля проверить следует, должным ли образом исполняется. Всех без дела слоняющихся – в рекруты! (Василию) Василий, уложи жену в постель и тотчас ко мне на службу прибудь. Аннушке твоей покой и сон нужны. Есть, над чем подумать, девке теперь.

Петр Алексеевич так же стремительно уходит, как и пришел.
Аннушка ложится в кровать, тихонечко стонет.

В а с и л и й. Больно, Аннушка?
А н н у ш к а. Уыыы.
В а с и л и й. Знаю, что больно. Был зуб – больно, нет зуба – больно. Пройдет боль, пройдет. Недолго поболит. Любая боль преходяща. Отдыхай, Аннушка. Раскрыть окошко тебе? Чтобы солнышко теплом своим пригрело и утешило? Глаза уж больше не заболят.
А н н у ш к а. (мотает головой) Уыыыы! Уыыыы!
В а с и л и й. Хорошо-хорошо, не буду.

Василий укрывает одеялом Аннушку,
несколько секунд умиленно любуется женой и на цыпочках выходит.
Аннушка вскакивает и запирает за ним дверь на крючок.
Высовывается из-за занавески Ваня. Аннушка ложится опять на постель и отворачивается, а Ваня одевается.

В а н я. Вот и свиделся с государем. Без порток. Думал, убьет меня. Одним ударом прихлопнет, как муху. А он только поглядел с усмешкой.
А н н у ш к а. (вдруг встав с кровати, вытащив тряпку изо рта и сплевывая кровь) Так ведь он тебя видел!
В а н я. А я про что? Видел. Ты будто не знаешь!
А н н у ш к а. И не выдал!
В а н я. Как знаешь – не выдал.
А н н у ш к а. Может, еще расскажет ему.
В а н я. Не расскажет. Сразу бы сказал. И высек.
А н н у ш к а. И меня бы высек. Но пожалел. По-другому наказал. (вдруг зарыдав) Здоровый зуб выдрал. Челюсть от боли немеет. Шепелявая теперь буду.
В а н я. С одного-то зуба не будешь. Семью твою пожалел, а не тебя.
А н н у ш к а. (успокоившись) Он ведь нас и поженил с Васькой. Семейного счастья своему камердинеру желал. Да и жили мы хорошо, пока ты мне головушку не вскружил.
В а н я. В рекруты меня заберет. Недаром сказал об этом. Предупредил. Или выгонит с конюшни. Уж лучше в рекруты, чем с конюшни. Нет мне жизни без лошадей.
А н н у ш к а. Кто знает, что будет.
В а н я. Пусть. Без работы не останусь.
А н н у ш к а. Без головы не остался бы.
В а н я. Голову не тронет, а вот зубами может завлечься. Не пристало всё же царю зубодёром заделываться! Прислуге зубы выдирать! Не пристало!
А н н у ш к а. Иди, Ваня, на свою конюшню, пока Вася не вернулся. Стойло царёву коню вычисти. Овса подбрось. Подковы замени. Не тебе поступки царёвы судить. И не мне.

Ваня направляется к двери, но вдруг оборачивается.

В а н я. Когда увидимся, Аннушка?

В ответ – молчание.
Аннушка отворачивается.
Ваня уходит, Аннушка горько плачет в подушку.

Конец