Произведения участников Волошинского конкурса

» Волошинский конкурс 2013 номинация: «Дверь отперта. Переступи порог. Мой дом раскрыт навстречу всех дорог…»

Уважаемые гости нашего сайта! Мы приветствуем Вас и желаем… (чтобы такого пожелать, кроме приятного чтения?)… не впадать в крайности от современного искусства, верить, что у искусства есть благородная и не всегда нам доступная в понимании цель.

Или вы захотите, может быть, зарегистрироваться? Для чего?... Ну, чтобы не только получать удовольствие от чтения, но и выражать свои эмоции по поводу прочитанного. То есть, оставлять комментарии. Также Вы сможете подписаться на сообщения от администратора и получать информацию обо всех новостях и изменениях сайта «Волошинский сентябрь».

---

- Есть два типа семьи: одна видит главный источник бед внутри себя, другая – вовне. В первой супруги запрограммированы на предъявление претензий друг к другу. Во второй они консолидируются, чуя в подкладке случающихся в семье неприятностей происки посторонних… а то и потусторонних сил, - велеречиво говорил адвокат-старьевщик-фокусник Кулакову; оба сидели в беседке, на диване с вылезшими пружинами, уминая вареники с дикой черешней; северянин Филипп Красивый выплевывал фиолетовые косточки не по одной, а целым фонтаном, предварительно накопив их во рту, и уверял, что теперь перед домом вырастет черешневый лес. На столе стояла бутыль с виноградным вином домашнего исполнения, которую выставила Антонина Петровна, дескать, вчера не выпили за знакомство… слабое вино-то – ничего… Тем более, Володя в отпуск пошел – на работу не надо! Кулакову пришлось привести гостя к себе домой и положить «спать» в комнате Сашки. Антонина Петровна посетовала, мол, как так – внук уехал невесть куда, невесть с кем и даже не позвонил… Но после сыновних уговоров, дескать, чего ты хочешь, мама, он уже взрослый, у него своя жизнь - делать нечего, смирилась. Филиппа Красивого она приняла за коллегу сына - телевизионщика, Антонина Петровна шибко уважала операторов, которых зачастую приводил в гости Володя, правда, она звала их фотографами, и Кулакову приходилось её поправлять, дескать, и те и другие, конечно, снимают действительность, но фотограф, в отличие от оператора, останавливает мгновение: будь оно прекрасно, ужасно, или, - что бывает чаще всего, - обыденно. Подставив табуретку к столу, Антонина Петровна присела на краешек, - ей вот-вот надо было бежать, у ней чайник закипал, она торопилась залить кипятком янтарную алычу в очередной трехлитровой банке, - и поинтересовалась у гостя: - И какие ж вы передачи снимаете? Не новости, часом? - Для меня всё здесь – последняя новость, госпожа, - отвечал северянин, который, к облегчению Кулакова, отнёсся к его матери с большим почтением, он был церемонным, точно екатерининский вельможа, и никаких фокусов в её присутствии не исполнял. О варениках же отозвался, как о… божественных. - Товарищ я, а не госпожа, - смутилась мать. – Поздно уж нам господами-то становится… А вы… без фотоаппарата нынче, тьфу, без камеры? - Моя камера всегда при мне, - указал на свои крапчатые, точно бока у оленя, глаза «оператор», рассмешив Антонину Петровну. Узнав, что мать Кулакова до выхода на пенсию преподавала школьникам русский язык и литературу, старьевщик завел речь о культе личности… Пушкина. Дескать, он тоже многих не устраивает, молчат из осторожности. Для русской культуры Пушкин то же, что мессия для христианства. В искусстве подражание Пушкину не более грешно, чем в жизни подражание Христу. И столь же мало возможно. И если Пушкин – Солнце русской поэзии, то Гоголь – Луна. Жизнь на планете русской литературы нуждается не в свете Гоголя, а в силе его притяжения. Грибоедов же относится к Пушкину, как Креститель к Спасителю: есть мессия, а есть предтеча… Вообще же для культуры закономерны полузабавные кампании по выдвижению уже умерших лидеров в классики. А совершенное художество в том, чтобы ощущать себя хуже всех читателей и ниже всякого собрата по перу… - Вы не согласны со мной? Антонина Петровна приужахнулась, сказав, что нынче ей не до большой литературы, так же, как другим прочим… - Ну, если большая литература вынуждена уйти с первого места в культуре, то надо же хлопнуть дверью! – в ажиотаже воскликнул гость. - Прогресс в искусстве заключается в создании все более примитивных, вульгарных, несуразных, не лезущих ни в какие ворота и даже неорганичных произведений. Всадники знания с головой мифа верхом на коне реальности. У кого этакие мутанты получаются все же живыми, тот на коне! А засилье в искусстве наукоемких творческих процессов приводит к тому, что на новом витке спирали золотой век литературы оборачивается в буквальном смысле слова урановым, со всеми вытекающими отсюда радиоактивными сатурналиями. Когда ошарашенная Антонина Петровна, вспомнив об алыче и кипящем чайнике, подхватилась и кинулась в дом, Кулаков, глядя на краснолицего, покачал головой, дескать, профессий у тебя всё прибавляется да прибавляется… Теперь ты - телеоператор и готовый словоблуд-литературовед! Но гость пожал плечами, у меня, де, столько специальностей, что ни одна ваша трудовая книжка не вместит - лопнет, в конце концов. Я, де, и швец, и жнец, и на дуде игрец. - А главное, - я пастух, Владимир. И наш пастушеский профсоюз очень и очень разношерстный: тут тебе и Авель, и Моисей, и Христос, и монголы, и скифы, и ковбои… - Только овцы-то у тебя в волчьих шкурах, - поддел пастуха Кулаков, но Филипп Красивый , видать, не обиделся, проговорив: - Наряду с заблудшими овечками могут быть еще и злонамеренно прячущиеся или спрятанные. Кошки-мышки – не то же, что пастырь-овечки. В первом случае круг неглавных героев активен, во втором случае – пассивен, они играют роль лабиринта, к добру и злу по-олимпийски равнодушных. Накануне Кулаков потребовал у Филиппа Красивого выполнения обязательств, дескать, вот сейчас-то бы мне как раз и разбогатеть, чтобы сына выручить из беды, однако адвокат со вздохом сказал, что исполнение желаний растянуто во времени, разбогатеть Кулаков разбогатеет, но случится это через годы, а ускорить химическую реакцию событий, как Владимир понимает, ни один ученый фокусник не в силах, тут его эксперименты не пройдут, над временем никто не властен, и реактивов таких нет… - И вообще с неба богатство не свалится, для этого нужно что-то предпринять - добавил адвокат, - хотя бы нарушить закон… Кулаков почувствовал, что его провели на мякине: он отдал бесценное сокровище в заклад мелкому жулику… Но гость стал убеждать его не делать поспешных выводов, дескать, погоди, всё как-нибудь устроится… - Ну, да, утро вечера мудренее, - проворчал Кулаков, вручая северянину комплект свежего постельного белья: Филипп Красивый заявил, что здешняя реальность действует на него усыпляюще, так что, кажется-де, Великая Бессонница заканчивается, и сегодня ему удастся заснуть! - Ночь восполняет у людей утраченное содержание, - мечтательно говорил северянин. - Во сне закрыты веки, немотствуют уста. Утечки внутреннего мира через язык, глаза. Хлеб слов, вино горящих взоров… - Да ты еще и поэт! – воскликнул не без сарказма Кулаков, но фокусник не обиделся, забормотав, а вот интересно, де, какие сны снятся на Гее? И что мне приснится?! Впрочем, простынями гость не воспользовался - предпочел улечься в ботинках на голом матрасе, накрыв лицо войлочной шляпой, и, видать, вправду заснул: от богатырского его храпа сотрясались стены дома. Поутру Антонина Петровна настоятельно посоветовала «оператору» проверить сердце, дескать, такой храп – это признак ишемической болезни… Филипп Красивый пообещал, что как только воротится домой, первым делом отправится в поликлинику, а то, де, сколько живу, так и не побывал ни у одного доктора, пора наконец завести карточку, сдать кровь на анализы, но предварительно следует договориться с кровяными тельцами, чтобы вели себя, как следует, не нарушали правил капиллярного движения, не превышали скорость, а именно: перевозя кислород из легких, двигались не более чем два сантиметра в минуту… Антонина Петровна, внимательно выслушав этот бред, стала похваляться тем, что у неё муж был медиком, да вот только расстались они, когда Володя в первый класс пошел, и с тех пор не виделись. Кулаков, предпочитавший не думать об отце, - который, повторно женившись, жил в одной из бывших советских республик человеком второго сорта, - досадливо поморщился: нашла перед кем душу раскрывать. - И что бы ты думал, мне приснилось, Владимир? – хлопнув рюмку водки (Кулаков решил, что вина будет мало – пить так уж пить!), вопрошал Филипп Красивый, и на пожатье плеч собеседника отвечал: - Рай – будь он неладен… Вроде вызывают меня, предстал я пред Светлы Очи, и, как гром среди ясного неба, прозвучало: «Вестник, ты прощен!» Ну, вот к чему бы это, а? Говорят, Бог снится к обольщению… Но кто меня может обольстить?! Когда я сам - обольститель… Или ко гневу Божьему… Это уже горячее… - Если снится рай – это хороший знак. Рай означает, что у вас есть верные друзья, - вмешалась в разговор Антонина Петровна. – И что вы выйдете невредимым из всех опасностей и передряг… - Только и всего! – разочарованно воскликнул адвокат. – Ну, это даже скучно… - и заговорил о комарах, бьющихся в стекла осах, жужжащих мухах, шмякающихся на щеки лесных клопах и прочих природных будильниках, которых в этом месте великое множество, что не может не радовать и которые будят тебя в непредусмотренное время. Тогда как обычный будильник режет сны на один шаблон. Старьёвщика перебил мобильный телефон, который за ночь зарядился: звонила Анька. Кулаков думал, разговор будет о сыне, но, оказалось, нет: Анна сообщала, что обнаружила в почтовом ящике письмо с предписанием срочно покинуть дом… - Завтра в двенадцать часов прибудут судебные приставы: что делать, Володя? Что делать, посоветуй?.. Что мне делать, Володя?.. Адвокат наклонился к левому, свободному от мобильника уху, и зашептал: - Массовый отток мужчин из семьи подобен исходу евреев из Египта… Надо бы помочь жене-то, Владимир… Давай поедем – на месте разберемся… Кулаков ответил: - Я сейчас приеду, Аня… - Спасибо, Володя! - облегченно выдохнула телефонная трубка. Кулаков давно уже смирился с тем, что на какое-то время придется приютить бывшую жену, поэтому распорядился так: позвонил в грузовые перевозки, нанял машину, чтобы перевезти вещи из Анькиного дома – в свой, гостя попросил остаться с матерью, проследить за разгрузкой и помочь тут, ежели что… Северянин воскликнул: - Что ж – я согласен! Что может быть лучше простого мускульного труда на Гее! * * * Дома бывают разные. Порой жилище хозяевам на голову садится и вытягивает из них все соки. Дом – прорва, на который надо трудиться всю жизнь, а отдачи – никакой. Иные сами обходятся с домами, точно Салтычиха с крестьянами. Это крепостное жилье. Но бывает недвижимость – кормилица, с которой владельцы в полном ладу: и крышу подлатают вовремя, и прогнившие трубы заменят, и прокладки на кранах поставят. А уж недвижимость воздаст им сторицей. Именно таким был дом Лыжиных. Хижина с мансардой больше семидесяти лет верой и правдой служила своим обитателям. Доходный дом кормил их - и тем, что росло вокруг, в приусадебном саду, и тем, что зарабатывал своими собственными стенами: летом во всех комнатах, горницах и пристройках жили гости, которые платили хозяевам за кров, и те в остальные сезоны могли существовать безбедно. В 90-е, когда наступили новые порядки и на головы людей обрушились своды неведомых законов, растерявшийся хозяин, фронтовик Тимофей Лыжин, вовремя не подсуетился и не оформил недвижимость надлежащим образом. Дом Лыжиных, - который ушел на заслуженный покой, предоставив кормить хозяев участочку земли, - повис в воздухе облачной фата-морганой, он как бы и был, и как бы его вовсе не было – если судить по документам. И обнаружилось это как раз тогда, когда Южная Пальмира стала столицей зимней олимпиады (хозяин дома к этому времени умер, и его дочь Анна стала оформлять дом на себя, но на учет в Юстицию безбилетную недвижимость ставить отказались под тем предлогом, что жилище находится в зоне олимпийского внимания). Дом Лыжиных, в числе многих других, оказался препятствием на пути возникновения ледовых дворцов, - где пройдут соревнования конькобежцев, хоккеистов и фигуристов, - и новых дорог, которые должны будут ускорить прибытие многочисленных любителей спортивных зрелищ в Имеретинскую низменность и на Красную Поляну - там станут соревноваться в скорости саночники и лыжники. Снести дом, витавший в воздухе на птичьих правах, оказалось проще пареной репы. А, главное, выкуп за дом Лыжиных, - в отличие от прочих жилых препятствий, - можно было заплатить чисто символический. Разумеется, по бумагам деньги шли серьезные, а разницу с полным документальным правом чиновники-олимпийцы, занимавшие призовые места по откатам и прочим денежным махинациям, прятали в карман. Кулаков, - которого подначивала Анна, - организовал, обратившись к Генке Голоскокину, телевизионный сюжет в новостях. Корреспондентка Зина Поезд взяла интервью у вице-губернатора Мартина Подухвалки, ответственного за подготовку Олимпиады, который с видом оскорбленной добродетели говорил: дескать, каждый из тех, кто заключил с нами соглашение, потом спросит, а почему тот, кто не имел никаких прав, получил столько же, сколько я? Почему, де, я, добросовестный человек, все оформил, потерял пятнадцать соток земли и дом, взамен взял квартиру, а тот, кто ничего не сделал, получит то же, что и я? - Нельзя всем угодить, - вещал, хмуря брови, вице-губернатор, но, улыбка, против его воли, то и дело мелькала на изогнутых, точно лук Купидона, губках малорослого и бледного, как моль, мужичка. - Почему вы не вспоминаете о тех детских домах, которые не достроили, не доделали? Об огромном количестве нуждающихся в этой стране?! – накручивал себя демагог-олимпиец, то и дело выбегая из кадра. - Может, о них тоже надо подумать?! Не о госпоже Кулаковой, потому что она оказалась в Южной Пальмире. Заметьте, не в Магадане, а в Южной Пальмире! Может, обо всех подумаем? Я поддержу… Я хочу понять, почему у человека, живущего в Магадане и не имеющего ничего, мы будем забирать и отдавать тому, кто у него украл? Анна, посмотрев сюжет, схватилась за голову, дескать, Кулаков, уж лучше бы ты сидел, сложа руки, а то теперь, выходит, что я еще и воровка… стыдно людям в глаза смотреть… хотя что я могла украсть у жителей Магадана, где сроду не бывала, не знаю. …Когда Кулаков добрался до своего бывшего жилья, крытый МАЗ уже стоял у ворот, и бригада грузчиков вовсю таскала вещи. Кулаков тотчас подключился: за семьдесят лет житья-бытья в доме накопилось столько предметов разной степени важности и нужности, что успеть бы управиться к завтрашнему дню! Всё время казалось, что-то еще можно изменить, поправить – и вот час пробил!.. Впрочем, книги и посуда были сложены в коробки, перекрещенные скотчем, – наверное, Анька подспудно понимала, что бросить дом всё равно придется. На удивление, бывшая жена была спокойна, не суетилась, видать, взяла себя в руки: по-деловому указывала грузчикам, что нести в первую очередь, что во вторую, в каких ящиках посуда, которая может побиться и т.п. И сама тащила к машине всякие посильные штуковины. На его вопрос, где Варька, жена ответила, в школе-де, на практике, да и хорошо, что её дома нет… хоть не видит этого губительного губернского разора. Грузовик дважды смотался в Прогресс и вернулся; на третий раз Кулаков, едва поместившись в загруженном под завязку МАЗе, отправился домой. А в горестно опустевшей фате-Моргане оставалась мелкая и, на первый взгляд, никчемная рухлядь; беспощадно выбитые с привычных мест предметы неприкаянно валялись посреди комнат: потрепанные довоенные учебники, - математика Рыбкина раскрылась на задачке про встречу двух путников, - чугунок со столетником, транзисторный приемник с однорогой антенной, дощатый сундук, чья крышка с изнанки была обклеена фантиками от конфектов, съеденных в эпоху НЭПа; узлы с тряпьем, на которые Анна махнула рукой, дескать, никто эту одежду лет сорок не надевал и уже, видать, не наденет; рассыпавшиеся поздравительные открытки – новогодние, с 1 мая, с 7 ноября, с 8 марта; от порыва ветра волной взлетели аккуратно платившиеся с 30-х годов пожелтевшие счета за коммуналку. Анна подняла старое письмо с выветрившимися чернильными строчками и, стоя у открытого в Город окна, прочла: «Милая Любочка! Поздравляю тебя с новым 1943 годом, желаю тебе, родная, здоровья и самого наилучшего пожелания в жизни. Любаша! Я не нахожу объяснения твоему молчанию: с 30 октября я не получил ни одного письма. Отсутствие сведений о родной семье, твое молчание выводит меня из равновесия, выбивает из жизненной воинской колеи. Пусть новый 1943 год будет годом решающих побед на пути к полному разгрому врага! С приветом всех! Пиши, родная. Целую. Твой навеки Тимофей». Анна легла на засыпанный праздничными открытками пол и крепко-накрепко зажмурилась. …Воротившегося домой Кулакова встречала мать, дескать, еще одна груженая машина! Володя, как же так – уже не продохнуть от чужих вещей! Кулаков, сделав ревизию, увидел, что чердак забит, так же, как сарай: стоило приоткрыть дверцу, которая до конца не закрывалась, как любопытного атаковали ножки поставленной на попа супружеской кровати, точно бандитские стволы. Антонина Петровна ходила следом за сыном и, качая головой, спрашивала, а как же плоскогубцы теперь достать, или молоток, и литовка у меня в сарае осталась – вон гору бы покосить надо… орешник совсем зарос. - Ма-ма! – отмахивался Кулаков. – Это же ненадолго… вот получит Анька квартиру – и съедет, заберет она свои вещи… - Так у неё теперь и прописки нет… В том доме ведь и Саша с Варей были прописаны… Ой, что бу-удет!.. Кулаков старался не думать о предстоящих хождениях по чиновничьим мукам. В доме пока еще оставалось достаточно места… Главное, выгрузить вещи, а упорядочить можно будет потом. Филипп Красивый, как заправский волжский грузчик, играючи ворочал шкафы, одной рукой подымал столы, нес на голове диван, предлагая усесться сверху Антонине Петровне, которая всячески отбояривалась от игривого «оператора». В конце концов, вещи были вытащены из машины и кое-как расставлены. Правда, среди скарба, заполонившего комнаты, приходилось извиваться ужом, а в каких-то местах преодолевать мебельные препятствия то в прыжке, то кувырком, но по сравнению с тем, что переезд всё-таки состоялся, это покамест казалось пустяками. Впрочем, после недолгой эйфории Кулаков протрезвел: ясно было, что материнский дом встретил чужие вещи в штыки, так же, как мать встретит бывшую невестку. Адвокат, развалившись на уличном диване, в тени виноградной беседки, обмахиваясь шляпой, говорил: - У вас в доме, Владимир, я видел, печка осталась… Люблю живой огонь. А коммунальные услуги культивируют в жильцах фатализм-квиетизм. – «Холодно в квартире». – «А что поделаешь?» – При печном отоплении такой ответ немыслим. Сфера фатального расширяется, властно вторгаясь под кров. В благоустроенной квартире муж – горшечная земля для цветения женщин и детей. Почетнее, шире и глубже быть приусадебным участком. - Помолчав, северянин, добавил: - Любовь к Родине, вырождающаяся к своему клочку земли, нормальна. Но патриотизм в форме любви к жилплощади, уж извини, Володя, я считаю комичным. *** …Когда девочки в сопровождении четвероногого друга пришли к Варе домой, - как положено, разувшись на крыльце, - то не нашли вначале тапочек, а после и всего остального. Внутри совсем ничего не было, одни голые стены. Варька, вскрикнув, побежала в свою комнату: так же, как прочие, она оказалась пустой, если не считать валявшихся по углам пятикопеечных книжек-малышек, - которые достались Варе в наследство от выросшего брата, а тому еще от кого-то, - густо изрисованных акварельными красками альбомов со слипшимися листами, старых школьных дневников, тетрадок 5-го класса, инвалидок кукол Барби (которая без руки, которая без ноги, а которая и без головы) – и прочих материальных примет Варькиного детства. За ней повсюду следовали подруга и почти волк. Катя подобрала потрепанную книжечку и прочитала: «Баю-баюшки, баю, не ложися на краю, придет серенький волчок и ухватит за бочок». Поднявшись в мансарду, Варя обнаружила маму, которая лежала поперек комнаты на полу и, кажется, спала… Услыхав шаги, Анна отрыла глаза: Варя с подругой и… чужая собака. Анна хотела сказать, что псу, пусть он и во фраке, не место в доме… но передумала. Когда дом обречен, что значит пес, разгуливающий по комнатам… Пусть хоть тигра приводят… Наверное, Кате купили собаку. - Мама, а где всё? – спрашивала Варька. - Мебель перевезли к папе… Анна рассказала о судебных приставах, о Сашке, попавшем в тюрьму: подрался с мигрантами, защищая жену (да, да, Варечка, наш Сашка женился, оказывается, никому ни слова не сказал!), притом, что обоих (жена тоже в тюрьме) готовы выпустить под залог, да… денег-то нет, что уж теперь… - А… какой залог? – растерянно поглядев на свой черный мешок, спросила Варька. Услыхав, какой, Варя сказала: - Погоди, мама, может, у нас хватит денег… - Престань фантазировать, Варвара! - рассердилась Анна. – Если уж я не смогла найти деньги, то где тебе… Она не договорила, потому что Варька, без лишних слов, высыпала поверх давних разноцветных поздравительных открыток, - вынесенные за скобки лет особенные дни, - содержимое мусорного мешка: зеленые тысячные, рыжие пятитысячные, сиреневые пятисотки… Куча денег! Первым делом Анна бросилась закрывать окошко – чтоб купюры ветром не унесло, но остановилась на полпути: - Варька… откуда… это? - Играли с Катей в игровые автоматы – и сорвали банк, - вспомнив версию подруги, без запинки ответила Варя. Анна недоверчиво поглядела на Катю, которая изо всех сил кивала, демонстрируя в точности такой же мусорный мешок: - Честное слово, теть-Ань… - А если вам недостаточно слова детей, то я могу подтвердить, - услышала Анна гнусавый мужской голос… Посмотрела по сторонам, выглянула в окошко, выбежала из комнаты: нигде никого… А голос продолжал: - Если слово бессловесного, так сказать, существа что-нибудь для вас значит… - Кто это?! У меня, кажется… слуховые галлюцинации… - Анна прислонилась к стене. Девочки подбежали к ней, и, шикая на пса, подхватили с двух сторон. - Мама, не бойся! – воскликнула Варька. – Это… шакал… его зовут Барбаросса, познакомься… И… это он… вообще-то говорит… Анна уставилась на фрачное животное, которое подошло к ней и молча протянуло лапу… Это хоть на что-то было похоже… Анна пожала протянутую лапу. А Варька хвастливо сказала: - Мама, он много других языков знает: и мертвых, и живых… И тут животное опять заговорило: - Да, ваша дочь права. И если вы предпочитаете общение на другом языке… К примеру, этрусском, пуническом или готском, то я готов… Анна отрицательно замотала головой и воскликнула: - Прекратите! – Она помолчала и, сделав несколько глубоких вдохов, продолжила: - Извините, вы не могли бы немного помолчать, чтобы я… могла прийти в себя… - Пожалуйста! – обиженно ответил Барбаросса и отошел к окну. Шел он, топча когтистыми лапами всё, что лежало на полу. - Так… это всё потом! - воскликнула Анна, вспомнив про сына, томящегося за решеткой. – Надо деньги посчитать… Хватит ли… - Ну, вот так бы и давно… - обрадовался чакалка. – А то – помолчите… А с кем ведь и поговорить, как не с друзьями… Анна взяла себя в руки и, не отвлекаясь больше ни на что, принялась пересчитывать разбросанные по полу купюры, разбирая их по достоинству, лицевой стороной кверху, как привыкла в кассе Сбербанка: получилось три пачки. Варька пыталась ей подсобить, но Анна отвергла помощь, дескать, ты меня только сбиваешь… Денег оказалось 481 000… Варя с сожалением вспомнила про свои вчерашние бессмысленные траты. - Ничего, - сказала Анна. – Остались сущие пустяки… 19 000 мне Наташка займет… - А… как же жена вашего сына? Её вы собираетесь оставить в клетке? – вновь заголосило животное, пристально глядя на Анну желтыми глазами. - Ну вот! Теперь вы еще мораль мне будете читать! - воскликнула Анна, которая, впрочем, и впрямь устыдилась. – Больше-то денег всё равно нет, - примирительно добавила она. - Почему нет… – Барбаросса подошел к Кате, которая стояла спиной к остальным, у окна, разглядывая Город, беспорядочно раскинувшийся внизу, за деревьями, она усиленно делала вид, что всё происходящее в комнате ничуть её не касается, она даже собиралась пойти домой, но как-то вовремя не ушла, и вот теперь… Шакал уцепился зубами за денежный мешок, прорвав в нем дыру, и Катя, обернувшись, сказала: - Да, почему это нет… Есть! – и, по примеру подруги, высыпала денюжки на пол. - Нет-нет, - замотала головой Анна. – Тебе они, наверное, самой нужны… Твоим родителям… - У меня всё есть, - со вздохом сказала Катька. – Разве только новый мобильник – сенсорный… А больше мне ничего не нужно… мне ноутбук вон недавно купили. Тем более, что это случайные деньги… Как пришли – так и ушли, как моя бабушка говорит. - Тебе, правда, не жалко? – спросила Варя, подойдя к подруге. - Немножко жалко… Но вам нужнее, - честно ответила Катя, и они, теперь вместе, принялись считать новую партию дензнаков, которых набралось 533 500 рублей. Так что, за вычетом врученной Катьке суммы на новый мобильник, получился как раз миллион. Анна вначале засмеялась, потом заплакала, потом сказала, что это какое-то чудо – и посмотрела на Барбароссу, который напыжился, дескать, вы бы в наших местах, пожалуй, тоже сошли за чудо – что бы ни совершили. Анна, сквозь слезы, воскликнула, что надо бы ведь папе сообщить, что нашлись деньги-то!.. Но уж это она по дороге ему позвонит, а сейчас надо бежать – в Сбербанк, скорее перечислить миллион на счет, который им дали в милиции… - Девочек попрошу, они мигом всё оформят, - забормотала Анна, она сложила в сумку пачки купюр, перевязанные Варькиными цветными резинками для волос, и продолжила: - И я не знаю, что тут большее чудо: говорящая собака… прошу прощения, шакал, или свалившийся с неба миллион… - Да, но больше к игровым автоматам ни ногой! – строго добавила она, и девочки поклялись: ни-ни-ни! Дескать, в противном случае пусть и Мэлло погибнет, как Мэт! А это будет просто хидои! А Барбаросса пробормотал: - Да и вообще, согласно Третьей конвенции, дважды одно и то же желание не исполняется! Девочки разочарованно переглянулись; Анна расцеловала всех по очереди, - в том числе говорящее животное, - и умчалась. *** Кулаков вместе с напарником передвигал мебель, освобождая доступ к аборигенным столам, кроватям, сервантам. Между ним и гостем стоял книжный шкаф Вари, который они подвинули, открывая проход к телевизору. Филипп Красивый вещал: - Человек возвращается из общественных мест в свое жилище, как из хаоса в космос, бывает и наоборот… И всё чаще… - Сейчас мой дом – это точно хаос, а уж никак не космос, - сокрушался Кулаков; он включил телевизор, шла реклама: «Ведь я этого заслуживаю!», старьевщик проговорил: - Чем хуже пахнешь, тем больше заслуживаешь! Некругло получается: разве небо заслуживает озоновых дыр на том основании, что некое человеческое тело заслуживает дезодоранта с приятным запахом? Ох, берегитесь: оскопленное небо может повернуться к Гее спиной… Поглядев новости на разных каналах, - одна ужаснее другой, - Филипп Красивый со вздохом сказал: - Когда крупных неприятностей у человечества станет так много, что никакого эфирного времени и никакой газетной площади не хватит, чтобы все их осветить, а нормальное течение жизни станет редкостью, вот тогда ваша пресса переключится с плохого да на хорошее. Такова природа информационного повода – как я её понял. Но вообще, будь у меня подходящая аудитория, я мог бы прочесть курс лекций по духовному выживанию в условиях большого информационного взрыва. Я нешуточно изучил этот вопрос… Интересный разговор был прерван очередным звонком жены Кулакова, которая сообщала, что нашлись деньги для залога. - Володька, приезжай скорее! – вопила Аня. - Ой, Володечка, просто не верится! - Откуда… - начал пораженный Кулаков, но Анька, воскликнув: «Мне сейчас некогда, потом, потом…», отключилась. Вдвоем со спутником, от которого, видать, теперь не отвяжешься до смерти, Кулаков вернулся в безрадостно опустевший дом жены, точно с Земли прилетел на Марс. На крыльце он увидел одетую собаку… Адвокат-пастух тоже приостановился: он хмуро глядел на пса, а пес, свесив набок язык и тяжело дыша, уставился в глаза пришлецу, взгляды этих двоих скрестились клинками – и высекли лающий смех из собачьей пасти. Только теперь Кулаков понял, что это не собака – шакал… Шакал смеется или плачет – значит, завтра будет дождь. Да, но откуда в Городе шакалы?! И шакал не только смеялся: задрав морду к размытой луне, - которая проявилась на солнечном небе отпечатком божьего пальца, - он с раскатистым «Р» вдруг произнес: - Южный кр-рест… И Филипп Красивый немедля ответил: - Северный минус. А затем, обращаясь к Кулакову, северянин задумчиво проговорил: - Резиновый метр – это нонсенс. Человек оказался слишком растяжимой мерой всех вещей. На эту роль гораздо больше подходит зверь с его инстинктами, природа с ее законами. Вот печка истинной морали, от которой следует плясать. Птицы ориентируются по звездам, вовсе не мечтая на них улететь. Волк воет на луну, совсем не думая на нее высадиться. А краб, стерегущий приливы и отливы, не вникает в причину их вызывающую. В одной болотной кочке больше поэзии и пользы, чем в молоке всех галактик. Это без слов понятно всем домочадцам, кроме неблагодарных детей планеты. Интересно: какова роль стремления покинуть Землю в процессе превращения обезьяны в человека?.. Кулаков тряс головой, словно хотел избавиться от словесных оводов. Что ж – теперь еще говорящая собака… Удивляться нечему… Коль подписан такой договор… Хотя кто-то ведь говорил о том, что должны соблюдаться законы той местности, куда прибыл гость… гости… Впрочем, Кулакову всё казалось, что это шутка, розыгрыш, спектакль, в котором ему досталась не лучшая роль, но теперь, когда засмеялся, а потом и заговорил пес, вернее, шакал… сомнений не оставалось – всё это очень серьезно. И… и явно дурно пахнет. И… и коли он стал свидетелем нарушений законов природы, то… расплата будет жестокой. Но что бы ни случилось, виноват будет он один и… и расплачиваться ему, только ему и никому больше. А фокусник, обменявшись с шакалом парой фраз, больше ни слова не говоря (молчал и зверь), прошел следом за Кулаковым в дом. Еще больше обеспокоило Кулакова то, что Варька с подругой, оказывается, знакомы с говорящим шакалом. Уяснив из сбивчивого рассказа дочери, как они выиграли деньги, он не очень-то этому поверил, подозрительно косясь на чакалку и почти волка Барбароссу, который прочапал на кухню, вслед за Филиппом Красивым, и дверь за этими двумя захлопнулась: им явно было что сказать друг другу. Зверь – мера всех вещей, что ж… ничего нового: в примитивных охотничьих обществах так оно и было. Впрочем, этот-то зверь говорящий… Анна, которая успела не только перечислить деньги на указанный счет, но и дозвониться до подполковника Загубиштана, - начальник полиции, узнав об оплате залога, обещал после оформления необходимых документов без проволочек выпустить заключенных, - накупила праздничной еды, дескать, устроим покамест прощальный ужин. Надо же попрощаться с родным домом… Девочки радостно завизжали и принялись накрывать на пол – потому что стола не было: вместо скатерти постелили рваную занавеску в алых маках, с пришитой понизу бахромой, поставили одноразовую посуду, Анька расщедрилась – купила вино и торт «Панчо». Чакалка сидел между подругами, составив все четыре лапы вместе и вытянув хвост, оказавшийся между фалдами фрака, так что казалось, что у него три хвоста. Девочки совали в пасть товарищу сладкие куски, которые Барбаросса глотал не жуя, благодаря по-французски: мерси, де. Больше всего Кулакова поражала Анна, которая, как дитя, мигом свыклась с тем, что собака, то есть шакал, разговаривает… А бывшая жена, подняв одноразовый стаканчик с красным вином, задумчиво произнесла: - Этот дом служил нам крышей и стенами, каждой дверью и всеми окнами… И вот теперь мы оставляем его… и уходим… точно души. Потому что люди – это душа дома. И… и я хочу выпить за него… Когда все выпили, кому что налили (детям - соку «Мультифрут», шакал лакал минералку), Анна продолжила: - Я никогда не верила в чудеса… Ну, разве что в детстве… Но вот же оно – настоящее чудо! – и она указала на Барбароссу, который тут же задрал нос кверху. - А раз существуют говорящие собаки, то я думаю... я думаю, мы можем попробовать защитить наш дом… Услыхав, что говорит жена, Кулаков почесал в затылке: вот она – женская логика!.. А девчонки радостно загомонили, мол, сугои! Вот здорово, не уйдем из дома – да и всё! Пускай попробуют войти… - Каждый сидящий на цепи обязан защищать свою будку и кусок земли, который он может обойти, не срываясь с божьей привязи, - поддержал хозяйку дома почти волк. У Кулакова после выпитого отлегло от сердца: ведь Аня и дети не подписывали никаких договоров, значит, всё в порядке, с ними ничего не может случиться… Ничего… а Сашка-то в тюрьме, неспроста это, попробовала проклюнуться тягомотная мысль, но на полпути замерла. Кулаков понимал всю бессмысленность обороны приговоренного дома, но решил: чем черт не шутит, а вдруг… Спать полегли на старой одежде, которую вытряхнули из узлов, и волнами прошлого разбросали по комнате: волны были крепдешиновые, батистовые, шелковые, креп-жоржетовые, бостоновые, кримпленовые, шерстяные трикотиновые, байковые, штапельные, ситцевые, вискозные, льняные, набивные, суровые. В изголовье сунули пиджаки с ватными плечами, постаравшись сложить «подушки» так, чтобы пуговицы не скребли затылков и не лезли в уши, точно наушники плейера прошлого. Старьевщик устроил себе ложе из одежды моды сороковых-девяностых в соседней комнате, бормоча, мол, ношеные вещи считаются менее чистыми, чем новые, а между тем, первые сняты с людей, вторые – с машин. Мол, у кого одежды комиссионные, у кого – надежды… Среди ночи Кулаков проснулся: шакал сидел у окна и, по-детски всхлипывая, выл на луну. Анька сопела рядом с Кулаковым, доверчиво прильнув к нему, - давненько жена не утыкалась носом в его подмышку, - дочка, разметавшись, откатилась по пёстротканному морю в сторону. Во сне лицо Анны было расслабленным, точно икроножные мышцы спортсмена после забега на марафонскую дистанцию. Кулаков отчего-то вспомнил, как, устраиваясь на телестудию, он пошел, по направлению, сдавать кровь на СПИД, и результат вышел положительный… Анька, узнав об этом, сказала, что они всё тут же продадут, - разделившись с отцом, - и уедут в самую захудалую станицу, на хутор, будут жить на отшибе, от всех вдалеке. У Ани даже мысли не возникло отказаться от зараженного мужа. Потом оказалось, что анализы перепутали… Но неделю Кулаков, - так же, как его жена, - был уверен, что болен синдромом приобретенного иммунного дефицита. Его девчонки от заунывного плача чакалки не проснулись. * * * Защитники дома позавтракали остатками ужина – и, впустив Катю, которая выполнила свое вчерашнее обещание прийти, - вновь закрылись на ключ. Девочки, чтоб скрасить ожидание, на куске оборванных со стены обоев (очертаниями напоминавшем один из Британских островов) написали старой гуашью яркий плакат: «Наш дом – наша крепость!» - и вывесили его под окошком мансарды, укрепив на бельевой веревке прищепками, точно простыню. Барбаросса принял командование, уверяя, что был у себя дома вожаком стаи. Пастух поглядел на шакала насмешливо, но противоречить не стал, дескать, дерзайте, герольд! Подготовились к обороне, как могли – оставалось только ждать… Варя, вытянув до отказа металлический рог старенького транзисторного приемника, принялась крутить ручки – и, на удивление, единорог заработал: четверть века назад оттуда лились звуки оперных арий, которые любил слушать Тимофей Лыжин, а нынче раздавались голоса «русских перцев»… Почти волк, услышав транзистор, стал возмущаться, дескать, и чего это они так удивлялись, что я глаголю, когда вот же: квадратная бестолочь разговаривает, причем на разные голоса, хоть и несет чушь несусветную, впрочем, чего ожидать от обычной рогатой коробки, но ведь – говорит же! Филипп Красивый, подняв с полу старую газету, нашел среди объявлений рекламу ясновидящего; пожав плечами, северянин воскликнул: - А вот апостол Павел, говоря о себе и своих, замечал: «Пока мы видим истину как бы сквозь тусклое стекло». То есть правильный христианин ощущает себя тускловидящим!.. До зубов технически вооруженные дикари верят в порчу, сглаз и тому подобную первобытнообщинную галиматью… Ей, ей, помрешь от смеха! И, надо сказать, что, так называемый, высокоцивилизованный человек отличается от прежнего дикаря в худшую сторону – складирует свои отходы за пределами среды обитания… Стрелки часов лезвиями ножниц щелкнули на двенадцати, ровненько отчекрыжив кусок прошлого, но, прежде чем явились судебные приставы, воротился Сашка, который не был дома почти год. Варя, первая, увидела брата в окошко, Катька, услыхав возглас подруги, присоединилась к ней и воскликнула: - Ой, какая у вашего Сашки жена красивая! Просто Кира Найтли! Нет, Анджелина Джоли! Нет, я не знаю даже кто… И какая худа-а-я… - Небось, она не ходит в «Макдональдсы» по два раза в неделю, как некоторые… - уела подругу Варя и побежала вниз, следом - Катька, за ней, сбивая двуногих, мчался Барбаросса. Но Анна опередила всех: она повернула защелку, толкнула дверь – и увидела на крыльце сына… После секундного замешательства мать и сын обнялись, а сзади наскочили девчонки, потом собака - Анна предпочитала думать, что это пес. Варя засЫпала брата вопросами: - Саш, а ты в одиночной камере сидел? А тебя в тюрьме били? А ты наколку сделал? – Сашка на все вопросы мотал головой отрицательно и улыбался. По лестнице со второго этажа спускались, поспешая, Кулаков и адвокат. Все столпились в дверях, беспорядочно что-то восклицая; после объятий, похлопываний, знакомства с новоявленной «женой», - на которую Анна поглядывала с пристрастием, а Кулаков с изумлением: где мог сын сыскать такую жемчужину, такой амазонит, такой изумруд, такой родонит и опал в одном лице, - опомнились, что вот-вот же приставы нагрянут, - и, втиснувшись внутрь обреченного дома, вновь закрыли дверь изнутри. Повисла пауза, которую нарушил старьевщик, проговорив: - Есть мнение, что бельевая вошь заводится от грязи… Шакал то ли закашлялся, то ли захохотал, а Тая, вздрогнув так, что ток прошел по Сашкиной руке, произнесла: - Тем более вероятно возникновение жизни из земли, засаленной самим Господом Богом. - Давайте не будем углубляться, - пробормотал чакалка. Сашка ткнул в него свободной рукой, дескать, вы слышали?! - Ну, вот, опять эти бестолочи удивляются! – рассердился Барбаросса. – Да-да-да, я разговариваю, и, значит, практически ничем не отличаюсь от человека… Вы что-то имеете против?! – Сашка машинально помотал головой. - Правда, я хожу на четырех ногах, - продолжал шакал, - но это уж, кому как нравится: на мой вкус, так устойчивее и быстрее… Можем устроить состязания по бегу: кто выиграл – тот хозяин, кто проиграл - слуга… Филипп Красивый, вмешавшись в разговор, подтвердил, что некогда на Гее именно так выбирали властителя. Но тут стало не до состязаний между двуногим и четырехлапым, и даже не до разговоров между ними: потому что Катя, которой наскучило стоять в сторонке, отправилась на верхний этаж и теперь орала: - Присталы приехали! Смотрите! Идите все сюда! - Приставы, Катя, балда, - закричала Варька, первой ринувшаяся наверх. - Ну, пускай приставы… Они же к вам пристали и не отстают… Все прилипли к окнам: на дороге перед домом, одна за другой, разворачивались иномарки, из машин выскакивали сдобные мужчины, одетые, как первоклассники на 1-е сентября, только вместо цветов приставы за лямки держали бронежилеты, в которые принялись на ходу облачаться; из «газели» высыпали тощие, как галеты, мигранты с железными прутьями в руках. - А этим чего надо? – спрашивал Сашка. - Наняли дом ломать по дешевке – вот что! - воскликнула Анна, схватила валявшуюся на полу швабру и угрожающе воздела кверху. – Пусть только попробуют… - Экономят на технике, - пояснил Кулаков. – Разницу положат в карман. Несколько сухопарых мигрантов уже перелезли через каменную ограду и, спрыгнув на эту сторону, открыли калитку, в которую гуськом входили упитанные судебные приставы. Дверная ручка вопросительно повернулась вниз, вверх… раздался стук и бряк – колотили и кулаками и ногами - но железная дверь не поддалась. Тогда один из приставов, направив мегафон в сторону дома с вывеской «крепость», откуда выглядывали жильцы, вцепившиеся в подоконники, принялся грохотать, хоть уши затыкай: дескать, госпожа Кулакова, вы нарушили предписание, дескать, немедленно покиньте дом, дескать, открывайте двери, а то хуже будет, за неповиновение властям грозит административная ответственность: арест на пятнадцать суток или штраф – одна тысяча рублей… - Человек человеку – волк, - заявил, высунув морду в окошко, шакал. - Домашний волк – собака. Собака – друг человека. Отсюда следует: человек человеку – друг… Однако судебные приставы не вняли казуистике животного, приняв его слова за вопли о помощи кого-то из беззаконных жильцов. И мигранты и приставы разгуливали по саду и двору, точно у себя дома. - На дедушкиной скамейке сидят, гады, - пробормотала Варька. - Грядки ваши топчут, - ябедничала Катя. - Хорошо, что у них лестницы нет, - говорила, потирая руки, Анна. – А соседи ни за что не дадут!.. - Сейчас приставы пойдут на приступ, - протявкал Барбаросса, который встал передними лапами на подоконник, наблюдая за передвижениями врага, окружившего дом, и велел защитникам крепости занять свои места: окна первого этажа - слабые места дома – поделили так, чтобы каждое кто-то охранял. В двух окошках восточной стороны за стеклом стояли Кулаков и Филипп Красивый, Анна и девочки обороняли три южных окна, западные бойницы достались Барбароссе, а единственное окошко северной стены защищали связанные узами цветущего Гименея молодожены. - В доме всегда можно найти пятый угол, если дом – планетарий, - бормотал северянин, лениво обмахиваясь шляпой. Как только мигранты по команде приставов с прутьями наперевес направились к окнам, раздалась команда: «Пли!», застекленные створки распахнулись и из крепости полетели снаряды… Делились они на зеленые и спелые, а также на твердые и мягкие: одним словом, в ход пошли грецкие орехи, киви, груши, алыча, кизил, мушмула и тутовник – всё что выросло в южном июньском саду, который союзнически пришел на помощь дому. Барбаросса, который в силу известных простительных обстоятельств, не мог швырять плоды земли, отшугивал пошедших в атаку изощренным матом, мигранты никак не ожидавшие услышать нецензурную брань из пасти собаки, побросали ржавые прутья и бросились наутек. Филипп Красивый флегматично заявил, что, насколько он успел заметить, на Гее существуют матершинники и патершинницы, ругающиеся исключительно через мужской половой орган. Особый урон противнику, одетому в бронежилеты, но недальновидно не прикрывшему белых рукавов, нанесли ягоды тутовника: после соприкосновения с инородной поверхностью тутовник оставлял несмываемые чернильные пятна. Старьевщик в утешение громогласно сообщал, дескать, есть надежда, что тутовый шелкопряд спрядет вам ткань на новые рубашки, если как следует его попросить, так ведь, дескать, вы к нему и обратиться-то, как подобает, не сумеете… - Как насекомое не подъемлет кинжал – холодное оружие человека, так люди в личных спорах не пользуются оружием межгосударственных конфликтов, - продолжал Филипп Красивый. - Чтобы наехать на соседа, сосед не покупает танк. Против неприятельских турманов не применяют новейшие зенитные комплексы. Против судебных приставов в ход идут не автоматы Калашникова, а плоды земли… В разгар потешного боя транзистор зашипел, чертыхнулся и вдруг строгим голосом советского диктора объявил арию Шакловитого «Спит стрелецкое гнездо» из оперы Модеста Мусоргского «Хованщина», а когда песнь о Руси закончилась, женский голос дискантом плачевно затянул: «Да, час наста-ал. Долж-на пови-ино-ваться небес-но-му ве-ленью Ио-анн-а. Прос-тите вы-и, холмы, поля родны-е; приютно-ми-ирный, ясный до-ол, прости, с Ио-а-нно-о-ой вам уж боль-ше не вида-аться!» - Поднялась радиоволна цунами! – воскликнул северянин. - Радио лезет в уши, телевизор еще и в глаза. Анна, - беспорядочно метавшая груши и грецкие орехи в светло-зеленой пятнистой кожуре, когда попадая, а когда нет, - принялась дурашливо разевать рот, точно это она исполняла арию, но при этом слезы из её глаз брызнули самые что ни на есть настоящие. Варька и Катя с визгом опрокинули на голову взмахнувшего прутом мигранта таз алычи. Сашка отличался особой меткостью: и Тая, которая на время атаки освободила его руку, споро принялась подавать Александру сложенные в обувную коробку яблочные наливные снаряды – так что ему даже нагибаться не приходилось. Но как только атака была отбита, Тая тут же сунула ладошку в Сашкину руку – как будто опасалась, что он может исчезнуть. Прицельный фруктовый огонь из множества ручных орудий имел успех – неприятель, по-собачьи отряхиваясь и ругаясь последними словами, отступал под прикрытием деревьев и кустов, затем стремглав выскочил в распахнутую калитку, где и укрылся на проезжей части, за каменным забором. Главный судебный пристав, очистив свою трубу от фруктовых ляпов, пятясь, кричал в дуду: - Хулиганы! Вы за это поплатитесь! – и принялся трезвонить по мобильнику, не удосужившись захлопнуть за собой дверцу. «Небось, ОМОН вызывает!» – подумал обеспокоенный Кулаков и зачем-то схватился за карман, где почивал пистолет. Ему показалось, что с ОМОНом им не справиться… Видимо, придется отступить: Сашка - под следствием, дополнительный привод в милицию ему ни к чему, да и Тае – тоже; затем – Анька: дом числится на жене, выходит, пятнадцать суток грозят ей, а он – тут так, не пришей кобыле хвост, бывший муж… Словно услыхав его мысли, - впрочем, гость как-то сам признался, что читает в чужих головах, - Филипп Красивый сказал, что отряд милиции особого назначения поспешает с одной стороны, а с другой движется бульдозер. - Не хотел бы я видеть, как наш дом будет грызть эта адова машина! – воскликнул Кулаков. - Как ту поминальную столовую… - Отвратительное было зрелище, - согласился адвокат. – Врагу не пожелаешь, чтобы дом сожрали на глазах… - Земля дала – огонь взял, - задумчиво произнесла Тая: молодожены приблизились со стороны северной стены. - Да гори оно всё синим пламенем! – взмахнул хвостом Барбаросса. И «кавалерист» скомандовал: - Огонь! Девочки схватили, было, по пригоршне канареечной алычи, поглядели за окно: но тревога оказалась ложной – неприятель не показывался. Зато запахло дымом - это потихоньку занялись волны, - черные, красные, желтые, - тряпичного моря: неужто кто-то бросил в них сигарету?! Пламя, поглощавшее некогда модную одежду, - в которой ходили на службу, гуляли по черноморской набережной, флиртовали,- с манишек и отложных воротничков, с рукавов реглан и юбок солнце-клеш - перекинулось на бумажные обои… - Уходим! – протявкал герольд чакалка. - Горим! – закричала Анна, и все бросились вон. Едва они вылетели на улицу, как занялись стены, огонь заполошно вырывался из окошек, пытаясь ухватить беглецов за концы одежды, в том числе шакала за фрачные фалды или за хвост, который почти волк благоразумно поджал. Адвокат же последним покинул обреченное жилище, назидательно говоря языкам пламени: - Иному, чтобы удержаться от поджогов, надо иметь с каждым из соседей общую стену. Ясно, почему среди ангелов Божиих нет ни одного страхового агента. Ясно, на какую мысль наводит пиромана бес страховки… Судебные приставы, осуждающе поглядев на погорельцев, ни слова не говоря, уселись в свои иномарки – и укатили, гастарбайтеры исчезли еще раньше. Листва на деревьях, окружавших дом, сморщилась и пожухла, будто осень решила вместить задание сезона – в часы. Дом сгорел на удивление быстро (под штукатуркой жилище было деревянным), пламя с петардным треском посылало в летнее небо столбы праздничных искр, впрочем, огонь так и не затмил блеска солнца с шеститысячной температурой. Сашка с Таей, крепко державшиеся за руки, стояли под старой грушей, до времени потерявшей все листья. Анна, глядя на окна, посылающие огненные знаки, пробормотала: - Только что мы были там… И вот – мы здесь… А там нам уж никогда не бывать… - и обняла девочек за плечи. Варя держала в руках транзисторный приемник, который басом Шаляпина хохотливо пел про блоху: - Блоха, ха-ха-ха-ха-ха! Блоха, ха-ха-ха-ха-ха! Барбаросса внимательно оглядел свою шкуру – но блох не заметил, правда, он не имел возможности сунуть нос под тесный фрак. Опустив морду к земле, по которой цепочкой бежали рыжие муравьи, почти волк воскликнул: - Муравьи, брызжа кислотой, побежали тушить пожар. Опоздали, мирмидонские пожарные! Да, граждане, ведь в доме жили не только люди: мыши – под полом, голуби – под крышей, в стенах – шашель, тараканы жались к кухне, которая является Африкой планеты Дом. Отблеск пламени играл на скоморошьем лице Филиппа Красивого, бросавшего короткие реплики в сторону догоравшего дома: - Если бы человечество считало Землю не субмариной, взвешенной в толщах космоса, но малоустойчивым катамараном, держащимся на китах-гееносцах, оно было бы сильнее озабочено сохранением равновесия. По мере исполнения желаний и возрастания аппетитов её насельников, Гея сжимается, как шагреневая кожа. Там хорошо, где нас нет. Это правило распространяется и на пространство и на время. Меня снедает печаль марионетки. Обжегшаяся душа сродни обожженной плоти. Место ожога нетолстокоже: повышенная чувствительность и к холоду и к теплу. И от горячего болит, и от холодного. Мы с вами похожи. Прикрытая злоба. Были злы и не стыдились этого. Вкусив от древа познания, стали прикрываться сперва фиговым листком. Дальше – больше. И в закономерном итоге дошли до злобы, закутанной в смирение. Самопреодоление, дошедшее до катастрофы саморазрушения.

Категория: «Дверь отперта. Переступи порог. Мой дом раскрыт навстречу всех дорог…»

Просмотров: 245 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 0