Произведения участников Волошинского конкурса

» Волошинский конкурс 2013 номинация: «При жизни быть не книгой, а тетрадкой…»

Уважаемые гости нашего сайта! Мы приветствуем Вас и желаем… (чтобы такого пожелать, кроме приятного чтения?)… не впадать в крайности от современного искусства, верить, что у искусства есть благородная и не всегда нам доступная в понимании цель.

Или вы захотите, может быть, зарегистрироваться? Для чего?... Ну, чтобы не только получать удовольствие от чтения, но и выражать свои эмоции по поводу прочитанного. То есть, оставлять комментарии. Также Вы сможете подписаться на сообщения от администратора и получать информацию обо всех новостях и изменениях сайта «Волошинский сентябрь».

---

1 *** Когда я вырасту, я буду водить второй вагон трамвая, мне кажется, я справлюсь. Это нетривиально, и к тому же не причинит стране вреда. Я думаю, что всех поэтов нужно учить на машинистов вторых вагонов, выдавать им права особых категорий и семинары проводить два раза в год по повышенью квалификации. Работа что надо! Так же актуальна, как актуальные стихи. *** Будет у нас своё самое жаркое лето, небо и водоём, фото, где мы вдвоём. Будут у нас свои зимы за минус сорок, кровопролитные ссоры, кухонные бои. Будет у нас совсем как у людей. Собака, кошка, "погладь рубаху” и "заведи на семь”. Будут у нас гостить и оставаться на ночь. Мы позабудем напрочь тех, с кем могли бы жить. Будут свои у нас стены, и в окнах щели, маленькие качели на турнике, и газ в каждой конфорке. Ты будешь сидеть на кресле и говорить: «А если…» Я принесу цветы. Будут еда, вода, белая в пятнах скатерть, зеркало, где мелькать мы будем туда-сюда. Лет, например, до ста будем, но перестань. *** Детство ушло дорогами жёлтого кирпича, медленно закатилось мячиком под машину, или лежит под стёклышком, что по нему скучать? Нет ни одной причины. Светятся изумрудами новые города, сами себе на память там уж живут другие. Так по вещам, которых и не было никогда чувствуешь ностальгию. *** Февраль в России дольше, чем июнь, июль и август, но не нужно плакать. Повсюду грязь; плевки – куда ни плюнь. Совместными усилиями – слякоть. Дойду до дома, Пушкина прочту: К Овидию, Друзьям, Из Пиндемонти. Подлодка современности в порту стоит на основательном ремонте. Я думаю, действительно, к чему? Мы не пророки – иллюзионисты. Не лю… В метафизическую тьму всё валится, к чему не прикоснись ты. Платон мне друг, но истина в вине, я пью за вас, заложники прогресса, чтоб в комнате не хуже, чем вовне, чтоб в гости заходила поэтесса. …и не одна? Звезда, ни говори, пришла, бесцеремонно так спросила: Кто натолкнул на это попурри тебя, какая муза укусила? *** И двадцать лет назад ещё бы проканало: писать про фонари, дворы, скамейки, про подвыпивших людей, прошедших вдоль канала, спустившихся в метро. Писать про Петербург, писать благоговейно, в лирический бульон добавив матерка, что, мол, я здесь гулял, и даже видел Рейна… Как будто он – река. *** Погода портится в августе. Хмурая полоса длится обычно неделями – это закон природы. Продавцы эскимо, вздыхая, затягивают пояса. Надпись на метеостанции: «Вот уроды!» Глаз мой теряет зоркость, я становлюсь одним горлом с раздутыми, как самомненье, гландами, кутаюсь в одеяло. Дуры считают дни до нового Нового года, запасаясь гирляндами. Власть преследует чмошников и графоманов, тем расписываясь в безвкусии. Гнусное повторенье прошлого. Лучше бороться против других систем – Солнечной, скажем, или системы пищеваренья. Всё, как-никак, достойнее. Ветер идёт войной на рекламные баннеры, натянутые над трассой. Давай, милый друг, рассказывай, да ещё по одной сказке напишем, вдумчиво вглядываясь в пространство. *** Вот она, осень, не книжная, не золотая – только сырая, тоскливая, вставшая в пробку. Город, спрессованный в точку, и ты – запятая – размещена не по адресу ангелом робким, да и безграмотным, после неверного дома, даже в другой части улицы – зонтик раскрыла, ждёшь коренного, как будто в войну, перелома, а ведь у ангела, кажется, склеены крылья. Вот она, осень, и с ней-то мы не разминёмся, как самолёт в потерявшем доверие небе и повседневная смерть. Что от нас остаётся? Чёрные ящики с рифмами, белая небыль. *** Я пришёл к ней с понедельника на вторник, весь вспотевший оттого, что быстро поднимался по лестнице на пятый этаж, на моём плече висела сумка, наполненная котом. Дело в том, что мы давно хотели познакомить наших животных, а ещё она с детства мечтала раздавать маленьких милых котят всем знакомым. Я выпустил Мишку из сумки, он сразу обнюхал толстый том художественного журнала, валявшийся на полу. Она предложила мне чаю, я согласился. Всё это было немножко досадно и довольно нелепо. Я зачем-то начал читать ей вслух книжку Веры Полозковой, подвернувшуюся мне под руку, и когда я дошёл до того момента, где она уже всё и всем доказала, я заметил, что называется, краем глаза, целующихся в коридоре кошек. Я рассердился больше всего на то, что целовались не мы, а кошки, и что прошли времена голых прекрасных хиппи. 2 Воспоминания о ближайшем будущем В те древние, нетрудные года я жил, по большей части, в интернете, повсюду процветала джигурда такая, что стыдились даже дети. И каждый сам себе – изгой, герой, издатель, идеолог, СМИ. Наверно, однажды это назовут порой безудержного перепостмодерна. (Да, кстати, это слово я украл у некой новгородской поэтессы.) Так вот, я выходил почти в астрал, из дома выходя – такие бесы встречались мне, что мама не горюй, но мама, как 2/3 населенья, не горевала (я благодарю её). Ведь не по щучьему веленью дожил до двадцати, сказать честней: за пазухой, под Богом (или боком). И мне приятна память этих дней. Но ширился контент, лилась потоком неправды обезличенная речь, и мы, как растревоженные угли, ещё могли кого-нибудь обжечь. Эпоха? Я не знал её. Погугли. *** Так на крещенье мы спустились в бар (он был в подвале), пить и слушать вирши. Друг звал купаться, да опять не вышло: наждачка в горле – форменный кошмар, плюс холодно, прям по календарю. И вот я здесь, в стекляшках отражаюсь. Меня спросили: куришь? Не курю, но в этот дым, как в прорубь, погружаюсь. Рейс Москва – Екатеринбург памяти деда Ну, куда теперь ты? Чем мешки наполнишь? Много ли там ягод, много ли грибов? Водится ли рыба? – не сочти за пошлость – нам ведь не расслышать этих берегов. Ночь. Иллюминатор. Только между нами – о тебе не плачу. (Плакал о коте!..) Что ты там увидишь мёртвыми глазами? Золотые кляксы в долгой черноте. *** Под деревьями скамья, вишня сладкая, вот это – ты сидишь, а это – я, только позапрошлым летом. Я теперь и не знаком с ним. Он медленно из парка вышел и пошёл, тайком улыбаясь, через арку, а потом по мостовой, пережитое смакуя, будто прятал за щекой косточку от поцелуя. *** А мне сегодня, представляешь, престранный сон приснился, где мы по Венеции гуляем, как будто ходим по воде, и чайки – там бывают чайки? – о чём-то жалуются нам и пересказывают байки адриатическим волнам. Никто и не заметит, если мы тут походим в стороне и пропадём в закатном блеске, неисцелимые вполне. *** Просидишь весь день за своим компом, в мониторе тонешь (какая драма!), и уже не хочется ни о ком, да и сам едва ли не голограмма. То ли выпал снег, то ли это фон за окном сменили, опять на белый. Но настанет утро, и выйдешь вон, и продолжишь вновь совершать набеги на места культуры, еды, питья, а потом срастёшься с толпой в маршрутке, где на всё, что мыслится, есть статья, и любое горе сводимо к шутке. Просидишь всю ночь, а потом ещё, а потом уснёшь, и тебе приснится будто жизнь твоя по щекам течёт. И её глаза. И её ресницы. *** Слишком верные старой теме, не пресытившиеся всё ж, мы проводим с тобою время, только время не проведёшь. Мы попробуем, мы вернёмся в этот город и в этот час, и однажды с тобой проснёмся там, где больше не будет нас. Вот тогда и смотреть, и слушать, и вышёптывать: «Боже мой». Время вышло, давай-ка лучше я тебя провожу домой. *** Господи, дай мне сил переработать мрак, что ты во мне вместил, в свет. Я не знаю как. Столько вокруг огня, воздуха и воды. От самого себя долго ли до беды? Дай совладать с собой и не сойти с ума. Если тепло зимой, значит внутри зима. Перевирай, верти на языке своём. Дай мне любви – уйти. Дай им побыть вдвоём. *** Как птица, залетающая в класс, становится ловушкою для глаз и заслоняет формулы иные, так образ твой присутствует во мне. Читал бы книгу, лёжа на спине, все выходные, да разучился. Строчки до конца не доберусь, чтоб твоего лица, точнее, призрака, не вызвать понапрасну. И ты плывёшь, весёлый свет струя, ко мне, великолепно не моя. Тем и прекрасна.

Категория: «При жизни быть не книгой, а тетрадкой…» | Автор: Александр Костарев

Просмотров: 392 | Комментарии: 6 | Рейтинг: 0.0/0

Всего комментариев: 6

6 Николай 2.0   (05.09.2013 22:45) Совершенно не впечатлил. Увы. увы. увы. 5 Стиви   (05.09.2013 18:21) Ну и ернуда. Сколько лет автору? 4 Регина_Поливан   (23.08.2013 19:48) Отличные стихи! Прямо-таки замечательные! 3 Oleg_Demidov   (22.08.2013 07:44) Виват! Прекраснейшая подборка! ОД 2 V_Z   (07.08.2013 22:24) плюс один 1 Олекс   (05.08.2013 23:28) оч даже интересно! и находок много! ДАДА -ДАДАДА