В лирическом пространстве книги умещаются и сотрудничают друг с другом алкаши и белые рыбы, дева Европа и Зевс-громовержец в компании обезьян, веселый человечек с опухшей головой и ангел-колобок. Фольклорные и мифологические мотивы здесь неотделимы от современной (не обязательно актуальной) проблематики. Все существует одновременно, нисколько не мешая лирическому герою, который идет своей дорогой - за белой лодкой, по белому берегу.
Рукопись поэтической книги
«За белой лодкой по белому берегу»
***
ты практически ангел, ты полубог
моя любовь, мой колобок
ото всех ушел, а меня не бросил
осенью оземь
я тебе говорила - да ну, да ну
но ты не оставил меня одну
колобок-герой, не такой, как все
не отдам лисе –
понесу домой, ты не умирай
полуангел мой
в свой полурай
спи, переворачивайся с боку на бок
на яблоко с яблок
я к тебе полуголая прилегла
погляди, погладь, я бела, кругла
полубог мой, ангел, моя любовь
я сама тебе колобок
***
Это чувство к тебе я коплю в специальной копилке.
Кидаю в нее случайные взгляды, прикосновения.
В голове у меня солома и пух, в твоей - металлические опилки.
Поэтому одна надежда - на встречу во сне или в Сене.
В этой реке вряд ли плавают нормальные люди.
Но, скажи мне, кто из наших друзей нас назовет такими?
И когда мы во сне видеться больше не будем,
мы поедем к реке с теплым соломенным именем.
Я нырну в нее, ты окажешься неподалеку.
И, конечно, ведь ты героический и самый лучший,
тут же прыгнешь спасти меня, и выловишь пальцами, мокрую,
и вынесешь на берег, и бросишь одну на суше.
Попытаюсь вдохнуть и пойму, что дышать не нужно.
Попытаешься выдохнуть и поймешь, что уже разучился.
Мы на собравшихся поглазеть поглядим сконфуженно
и прыгнем обратно, не помня слова и числа...
И если кто-то скажет, что я суицид воспеваю,
я отвечу - это образ, а я суету отпеваю.
И если кто-то скажет, что рифмы пошли глагольные,
я поспорю с ними, ведь рифмы — растения вольные.
Их не привяжешь, не вырастишь их в теплице.
На них дождики, ливни и снеги должны пролиться.
И зеленые, сочные, вырастут такие, как есть,
а я буду думать,
какую
кому
прочесть.
***
Среди ночи проснешься, и то,
что, казалось, забыто,
о чем и не думал плакать,
перед тобой как перед травой,
а сердце - разверстая плоти мякоть.
И ты жалеешь себя -
боже правый, святый альцгеймер -
как никого и нигде,
но вдруг
понимаешь,
что окончательно проснулся,
что тебе нужно по малой нужде,
а ты тут развёл,
понимаешь.
ОЖИДАНЬЕ
Если в этой сказке есть что-то от правды
это только
твоя любовь
если в этой сказке есть что-то от сказки
это только
твоя любовь
не затягивай этот блюз
иначе я влюблюсь
.
мы не гуляли по крышам
не пили глинтвейн у моря
мы сидели в твоей комнате
или лежали в твоей комнате
я точно не помню
что мы делали в твоей комнате
но я помню точно
мы не гуляли по крышам
и не пили глинтвейн у моря
.
ко дну тянула лодка
бедная матка
но это ее работка
тяни лошадка
вытяни его и место его
похожее на розовый гриб
победной песней будет звучать
первый его крик
я из рода фомы -
верю в тебя, потому что видела
на пороге зимы
в жизненакопителе
.
на полуслове выскочишь из трамвая, а там
белые рыжие девочки бегают по цветам
тают нарциссы и лилии под пятками, васильки
а в сторонке мальчишечки, скляночки, косяки
модный трамвай - двери веером и пошел
я подарю тебе лилию и бумажный стишок
узелок соберу тебе - и шепну на ушко
убирайся отседова далеко далеко
.
золотые облака
катит волнами река
к берегам оттуда к лесу
не без инте-интересу
выходи на букву С
выходи на букву С
и обратно прячься в лес
.
боже, дай мне
ожиданье
взгляд случайный
запах чайный
привкус горький
след глубокий
синий в снеге голубом
домик выросший грибом
ПАПИРОСКИ
1.
завернуты в рекламы дома и улицы
людей зачерпнули сны
я во сне не могу к тебе прикоснуться
к чему снятся такие сны
«фонари зажигаются я держу тебя за руку»
ты лечи меня ты накорми меня завтраком
называй лишь по имени только по-русски
прячь в карманы горькие папироски
мы одни на этой улице узкой
перекресток
2.
У тебя голубые губы, это из-за любви?
Забираю твои поцелуи, они не нужны - плыви.
Проплывай сквозь мои вопросы, не слушая, не спеша.
У тебя голубые слезы и сиреневая душа.
У тебя голубые руки и розовое пальто,
ты один такой во всей группе, остальные - никто.
Я не вижу - что же ты куришь, каких любишь людей.
Эти юные куклы и курвы не дают тебя разглядеть.
Поцелуи не вынимаются, не продаются сексы,
у тебя голубые пальцы, пролетаешь на белом лексусе.
Позолоченными ризами вырезана печать:
мы черные, гризли мы, не нужно нам отвечать.
3.
Отрываюсь пуговицей от детской пижамки,
отлетаю бабочкой c мальвы пустой.
Кто такой ты смотришь в потертой кожанке?
Что ты машешь исчирканною берестой?
Да наплюй на рок и на фолк, и на ветер,
и на дождь упавший на землю ничком!
Знай, тебя желанней нет на всем белом свете,
хотя ты и прикидываешься жабой и паучком.
Кожа перламутровая, добрая кожа,
лапки крепко держат добычу и жрут.
Но за липкой грязью, за пакостной рожей
просвечивает белое личико - соком сквозь кожуру.
Выброси добычу, авось еще очнется,
авось еще немного она поживет.
Отрываюсь лучиком от матери-солнца,
отлетаю перышком в небосвод.
***
Она его боялась,
а он ее прощал -
планета не вращалась,
но он не замечал.
Она в окно кидалась
и вешалась подчас -
планета не вращалсь
и время не кончалось
ни в тот, ни в этот раз.
Она плыла над речкой
зеленою листвой,
веселым человечком
с опухшей головой.
Он думал, показалось,
и дальше мимо шел -
планета не вращалась
но было хорошо.
И капали дождинки
на желтую траву,
и в самой серединке,
во сне и наяву,
он чувствовал – проститься
нам с нею не дано,
пусть падает ресницей
и пусть кружится птицей -
мне это все равно.
БОГ И ОБЕЗЬЯНЫ
Наш мир стоит на рогах быка, те рога в руках обезьян.
С Земли на них падают облака и капает океан.
Обезьяны хохочут, клыки обнажив, скачут по звездным тропам.
А за те рога, когда Бог был жив, держалась дева-Европа:
«твои обнаженные чресла теперь берега морей
скажи ты зачем исчезла из вечной жизни моей
я вел тебя над мирами была ты луны белей
от зависти умирали стрелец близнецы водолей...»
После нас будет поток, илистый и извилистый,
он снесет наши гробы из утробы Земли в океан,
мы поплывем, и когда к пропасти мы приблизимся,
нам не за что будет схватиться, чтоб не упасть с обезьян.
После нас будет поток, потомки уже прозвали его «Потоп».
Обезьяны сменяют друг друга, как по часам,
у них на лбах по табличке:
«зделан Я сам
бох ни участвовал ни ва мне
ни в детях маих
ни в маей жане»
А нам смешны обезьяны, мы в жилищах своих строгих,
падая в звездную яму, о грустном думаем боге.
Ты, знаю, грезишь о нем - «а хоть бы они вдвоем».
А я упаду для чего? А я к тебе с ночевой -
подсматривать голос твой, когда говоришь с собой,
слушать, как первый снег, скользя, открывает свет.
Я думал то - божий свет, а это всё твой же свет,
а это всё
твой же свет,
а это всё
твой же свет.
***
Выходили белые рыбы,
плавниками гладили брюхо,
губами пыль собирали.
Белые рыбы пели:
«Не спи, небо -
рождай солнце.
Не спи, солнце -
рождай землю.
Не спи, земля -
рождай море.
Не спи, море -
рождай сушу».
Облепляли белые рыбы
пылью нёбо и пели дальше:
«Не спи, суша -
рождай душу».
Белые рыбы
плыли.
***
постучу
откроешь
выйдем на балкон
скажешь
любишь
ой уж
думаешь о ком
тихо
гаражами бродят алкаши
ты стоишь в пижаме
рядом
ни души
мама мыла раму
ты ведь к ней пришел
запахни пижаму
так не хорошо
мама мыла раму
и тебя ждала
не снимай пижаму
я еще мала
алкаши уснули
утро в курмышах
спросишь
а люблю ли
не
ды
ша
***
тишина после точки, а дальше буква большая
значит, все пройдено и незачем напоминать
значит, идти по свету, никому не мешая
не звонить, просто номер твой набирать
| 
