Однажды Игорь Гусаров убил трясогузку шишкой. Можете представить себе, какой это нелепый, притягивающий к себе недоразумения человек? Вздорные предметы, вроде той шишки, липнут к нему, как булавки к магниту.

Когда утром звучит горн, на ходу прокашливаясь и просыпаясь: «Та-рá-та-рá-та-рá – кхе-кхе-кхе – та-тá-ра-та-та-рá…», в палате начинается сонное муравьиное шевеление. Другие мальчики еще не в силах разомкнуть словно слепленные оранжевым  пластилином веки, а он уже выходит в коридор, перекинув через плечо полотенце, черно-желтое и ворсистое, словно шкурка гигантского шмеля, – пример идиотичной вещи, вызывающей страстное желание поглумиться у товарищей по отряду.

Он должен выйти первым, чтобы успеть умыться. Иначе оттеснят в самый конец из очереди в уборную. В любой очереди он оказывается последним и то, что «дают» на нем всегда заканчивается.  Не хватило ему и при первоначальной сборке упругости, чтобы развеселить мышцы,  смуглости, чтобы освежить кожу, пигмента, чтобы окрасить радужную оболочку глаз. Он получился весь серенький, бледный, одним словом, неудавшийся экземпляр.

Другие самцы просто его не замечают, и в этом нет их вины. Виновата его полупрозрачность, тихий голос, в котором отсутствуют верхние и нижние регистры. Они не только не видят в нем соперника, они его просто не видят.  Иногда он сам сомневается, в своем существовании. Бьется ли в нем сердце? Работает ли организм? А может, он и не человек, не животное вовсе? Может, если он куда и годится, то в гербарий сумасшедшему ботанику – хрупкая травка с голубой сыпью мелких цветочков и длинной подписью на латыни?

Ребята еще ловят последние минуты сна, а он выходит из уборной – и рад, что один. Перетаптывается цыплячьими ногами в великоватых шлепанцах, отдергивает руку от холодной воды в умывальнике. Вместо душа выходит на крыльцо лагеря и подставляет свои плечи редким солнечным каплям, просачивающимся сквозь облако, как сквозь сито.

В столовой он не ест молочную кашу. Ему кажется, что начни он есть, каша заполнит его всего, от ног до макушки белым, сладким, как грудное молоко.  Он видел, как мама кормит младшего брата и однажды, тайком, слизнул с бутылочки каплю.

Мальчик напротив берет кусок сизого хлеба и размазывает по нему порционный кубик масла ручкой алюминиевой вилки. Мальчик чистит яйцо и извлекает из него бледный шарик желтка - с синеватым отливом на периферии.  Водружает шарик на хлеб. Игорь удивляется смене форм и единообразию цвета. Только что на хлебе лежал желтый кубик масла, теперь – желтый шарик желтка. Шарик постигает та же участь, что и кубик: он раздавлен и размазан. Пионерский бутерброд готов.

Игорь Гусаров выходит из столовой, не прикоснувшись к завтраку. Обед, полдник и ужин тоже не представляют для него интереса.  Поест он ночью. Он дождется сонного дыхания других мальчиков, и, как еж зимою, поедая сушеные грибы и ягоды, вспоминает, вероятно, о благодатном лете, так и Игорь Гусаров вспомнит о доме и редкой родительской ласке, шурша под одеялом фольгой и бумажками. Растает во рту сладкая до слез конфета  и печенье захрустит под его осторожным надкусом. Но это будет ночью.

А пока Игорь Гусаров направляется в перелесок, жидкий, как усы девятиклассника. Сидя под анорексичной березкой, он слушает птиц: «Цвинь – тирли-тирли, цвинь-тирли-тирли».  И вдруг холодно становится его ягодицам. Игорь вскакивает и понимает: через мягкий уютный мох под березкой предательски просочилась влага. Мокрые шорты. Ребята будут смеяться. В его кулаке почему-то зажата шишка.  Он смотрит на эту неуместную под березой шишку и вдруг зашвыривает ее высоко-высоко. Шишка не возвращается. С ветки прямо Игорю под ноги падает трясогузка. Так Игорь Гусаров, человек-недоразумение, становится убийцей.

Трясогузка лежит у его ног кверху лапками. Она кажется Игорю ненастоящей.  Как будто кто-то сделал ее  из шишки на кружке «Умелые руки» и воткнул в  брюшко две лапки-веточки.

Игорь склоняется над трясогузкой. «Игорь Гусаров – убийца».  Эти слова  светятся в его мозгу новогодней гирляндой. Он знает, что возмездие неизбежно.  Вопрос только в том, как долго его ждать.

В эту секунду Игорь получает пинок под зад.

- Обоссался! Обоссался! – ликует мученик  пубертата Вадик Маслов.

Игорь Гусаров успевает спрятать трясогузку в карман и поворачивается к ухмыляющемуся Вадику. Игорь смотрит на него, заранее готовый к любым истязаниям и ребяческим пыткам.

- Снимай штаны, - говорит Вадик Маслов.

Игорь Гусаров слушается. Запутывается ногами в шортах. Вадику даже приходится ему помочь.

- Скорее, скорее, - торопит он, - сейчас девчонки с зарядки пойдут, весь кайф сломаешь.

Со спортивной площадки доносятся голоса девочек, слышится их смех. Они приближаются, и приближается час позора Игоря и его расплаты за убийство.

Вадику удается высвободить ноги Игоря из шортов и трусов, на которых вышиты его имя и фамилия, чтобы уж точно не спутать. Вадик торопливо закидывает вещи Игоря на дерево, лишая его белое до голубизны мальчишеское тело без всяких признаков взросления последней надежды  спрятаться от посторонних глаз.

Вадик ржет, глядя на Игоря Гусарова, девчоночьи голоса приближаются, и вот-вот  все они окажутся на полянке: и легкокрылые нимфы в летних платьях, и угрюмицы в тяжелых ботинках с разноцветными шнурками,  и увесистые взрослеющие пампушки – все они будут здесь, заполнят поляну, как зрительный зал, захохочут и засвистят, показывая вниз большие пальцы и требуя уничтожить уничтоженного.

Игорь Гусаров безнадежно пытается допрыгнуть до ветки дерева, где повисла его недостижимая надежда на спасение. Это забавляет Вадика еще больше. Он натягивает Игорю майку на голову, делает подсечку, Игорь валится на траву, пытаясь освободиться. Вадик отбегает в кусты, и на поляну выходят девочки. Испуганные крики, потом смех и смущенное молчание.

- Кто это? Почему он голый? – интересуются девочки.

К Игорю подбегает растерявшаяся вожатая Соня Коржова. Сняв с себя кофточку, укрывает Игоря, спасая его от стыда.

- Это наш? Из какого отряда? – спрашивают девочки.

Вдруг на ветке происходит шевеление и, непонятно откуда взявшись, с ветки вспархивает трясогузка. А вниз шлепается какая-то тряпка – это шорты Игоря вместе с его трусами.

- Посмотрите, там подписано, чьи это вещи – волнуются девочки.  – это наш?

Вожатая Соня Коржова читает фамилию, вышитую на шортах.

- Нет, это не наш. Это чужой мальчик, - говорит она девочкам.

Идите в лагерь, а я его доставлю в медпункт.

Соня трясет Игоря, пытаясь вернуть его к жизни. Игорь следует ее движениям, как кукла, как будто его вовсе нет в этом теле.

Дождавшись, пока надоедливые шумные девицы скроются впереди, вожатая поднимает Игоря на руки, чтобы отнести в лагерь, и даже замирает от удивления - тело Игоря кажется ей невозможно легким. Он не намного тяжелее ее откормленного кота, по которому она так скучает, уверенная, что ее кот умнее и приятнее любого из пионеров.

На всякий случай, чтобы не встретить никого из лагеря, Соня идет дальним путем через старый парк: лавочки с облупившейся краской, зеленая прохладная тень. Запах полыни и прошлого. Разбитые дорожки. Игорь по-прежнему завернут в ее кофту, и Соня мучается вопросом: одеть его или не трогать?

С каждым шагом тело Игоря тяжелеет, как будто наполняется возвращающейся к нему жизнью.  Как будто в него тонкой струйкой пересыпаются песчинки, откуда-то сверху, с  неба, из невидимой половинки невидимых песочных часов.

И вдруг Игорь всхлипывает. Соня останавливается и осторожно сажает его на скамейку. «Не помню такого в пятом отряде. Не замечала», - думает Соня.   Игорь открывает глаза. Соня удивляется его бесцветным бровям и ресницам, его светло-серые глаза кажутся ей как будто наполненными дымом. Соня дает ему одежду и отворачивается. Игорь одевается и плачет.

- Хватит реветь. Никто ничего не знает. Я всем сказала, что ты чужой, из другого лагеря.

Игорь кивает, не говоря ни слова.

- Пошли, - Соня берет его за руку.

Игорь послушно встает со скамейки и идет по аллее рядом с Соней.  Соня украдкой поглядывает на Игоря. Ей любопытно: что же это за человек с дымом в глазах? Случайное облачко, зацепившееся в небе за невидимую шероховатость.

К запахам старого парка – неторопливым, сумеречным,

примешивается едкий, нервный, человеческий. Крылья носа у Игоря вздрагивают. Игорь  смотрит на Соню – заметила ли она что-нибудь?

Но Соня испуганно смотрит в сторону. Из-за кустов выходит человек. Игорь сразу понимает, что пахло именно от него. Человеческий пот. Так просто.

Он идет прямо к ним. «Может, дорогу хочет узнать?» - думает Игорь. Но человек не спрашивает дорогу. Каким-то совершенно обыденным жестом он хватает Соню. Он намного выше и сильнее ее. Он зажимает в сгибе своего локтя Сонину голову. Соня извивается, пытаясь отодрать его руку, кричать она не может, только хрипит. Свободной рукой человек с силой толкает Игоря , он отлетает в стороны и ударяется о скамейку.

«Какие красивые красные бусины, надо собрать», - думает Игорь. И вдруг понимает, что это не бусины, а его собственная кровь капает из разбитого носа.  Подставив ладонь под нос, он набирает лужицу крови и рассматривает ее. Он так увлечен, что даже забывает про Соню, пока не слышит ее приглушенный вскрик из-за кустов.

Игорь поднимается и идет к кустам. Звуки оттуда пугают его, он не знает, что делать и раздвигает кусты.

Игорь не понимает, что этот человек хочет от Сони. Он как будто борется с ней, прижимая ее к толстому стволу дерева. Ей больно. У нее на бедре царапина. Увидев Игоря, человек хватает Соню за волосы и, откинув ее голову назад, обводит ее бусы самодельным ножом, чуть касаясь ее кожи.

Игорь Гусаров, ходячее недоразумение, кидается к человеку и повисает на его руке. Впивается в его руку зубами. Ногами обхватывает его ногу. Человек отпускает от неожиданности Соню. Она сразу отбегает в сторону,  плачет и кричит что-то, но Игорь ее не слышит. Человек пытается стряхнуть с себя Игоря, но он только плотнее обвивает его ногами и руками, глубже впивается зубами в его плоть. Человек всаживает нож в Игоря несколько раз. Игорь улыбается. Теперь он знает, что живет. Он видел, какая яркая у него кровь. Он знает, какая она горячая. Он рад даже пронзительной боли, подтверждающей его существование.

И вдруг боль уходит. Резкий запах, идущий от человека, растворяется и исчезает.  Игорю кажется, что он снова стал веселой трясогузкой.

Трясогузка прыгает на подоконнике, иногда заглядывая в палату черным подвижным глазом.  Игорь  приходит в себя в больнице. Рядом с ним сидит мама. Игорь оглядывается. Ура! – младшего брата нет, его оставили дома. Игорь переводит взгляд на тумбочку.  

- Неужели это все мне? – боится поверить Игорь в сладкое счастье.  Печенье. Конфеты. Сгущённое молоко. Шоколадка. Мандарины. Мамина рука гладит его голову. Игорь зажмуривается.