- Ну, ты хоть китаяночку-то попробовал? – после второй рюмки задал Володька вопрос, который в той или иной степени волновал каждого за столом.
Мужики из конструкторского бюро сидели на кухне у Аркадия Семеныча, отмечая его приезд из годовой командировки в Китай. За окном майский закат только-только начал отбрасывать удлиняющиеся тени, во дворе гоняли ребятишки с гиканьем и криками.
Веселый Семеныч было посерьезнел от такого вопроса, но, смахнув морщину, прорезавшую лоб, с добродушной улыбкой ответил:
- Ну, это, в общем, запутанная история. Давай-ка сначала еще по маленькой.
Мужики оживились и одобрительно загудели, настраиваясь на все более интересное развитие и без того экзотической командировки Семеныча.
Градус посиделок поднимался с каждым новым тостом и с каждой новой историей про далекий Китай. Семенычу в следующем году будет пятьдесят, и за всю его инженерную жизнь это была первая поездка за рубеж, да еще по работе, да еще на год. И Семеныч рассказывал истории одна другой невероятней. Про то, как китайцы живут, и какая работа была у Аркадия Семеныча, и что там вообще происходит не так, как у нас.
- А ты там прямо палочками ел? – спросил Женя Беляев, самый молодой и единственный неженатый член коллектива, с покрасневшими от алкоголя щеками, - он был как раз следующим специалистом из отдела, которому надлежало ехать в Китай по контракту.
- Ну, палочками я научился есть прямо сразу, в первый же обед, - сказал Семеныч, подцепляя вилкой соленый огурчик с тарелки.
- А вот тогда и нечего, - сказал Виктор Демьяненко из соседнего с Семенычем отдела и сбросил ножом огурец с вилки Семеныча.
Семеныч слегка опешил от такой выходки, - хозяина дома лишают его собственного огурца.
– Давай, доказывай тогда, как научился! – Виктор с хрустом разрезал сброшенный огурец на две части, щелкнув ножом по тарелке. - Палочки-то с собой привез?
Семеныч рассмеялся и достал из ящика кухонного пенала красные, с золотым узором наверху, китайские палочки.
- А как же. Вот они, рóдные, теперь всегда рядом, чтобы не потерять навык.
Под одобрительные возгласы и беззлобное подтрунивание Семеныч взял палочки в правую руку, настроил их длину левой, погонял огурец по тарелке и, наконец, зафиксировал его с третьей попытки между круглыми кончиками палочек.
- Тихо, тихо, - сказал он, силясь не рассмеяться, - у них такой еды нет, поэтому и палочки их под наш русский огурец не заточены. Спокойно, граждане.
И Семеныч медленно отправил огурец в рот, вернее даже подался ртом навстречу огурцу, подстраховывая его раскрытой ладонью левой руки.
- Ну, теперь ты как настоящий катаец, - сказал Виктор сквозь одобрительные возгласы.
- Ну-ка, дай-ка! – сказал седовласый Дмитрий Макарович, пенсионер с пористым сизым носом, все еще работающий в отделе, и протянул руки к палочкам.
- Да че ты, Макарыч, на старости лет будешь всякой ерунде учиться, - подначил его Виктор.
- А чего тут учиться, - Дмитрий Макарович захватил палочки в кулак, - Наливай да пей.
Он усмехнулся, вознес руку с палочками над столом и вонзил обе в котлету. Потом поднял ее и откусил большой кусок под одобрительный гул мужиков:
- Вот тебе и русская смекалка!
- Русский человек нигде не пропадет!
Довольный своей находчивостью, Дмитрий Макарович положил, вернее даже поставил, котлету с торчащими вверх палочками к себе на тарелку
- Давай, Макарыч, знаешь что, не втыкай палки в еду, - сказал Аркадий Семеныч и вынул палочки, аккуратно стряхнув надкушенную котлету обратно в тарелку к Дмитрию Макаровичу.
Семеныч было нахмурился, но тут же с улыбкой добавил, разливая по рюмкам:
- Тут ведь как? Искусство как раз в том, чтобы еду маленькими порциями по очереди к себе в рот таскать. Раз-раз! И устанешь много таскать, и наешься маленькими кусочками быстрее. Вот почему китаянки все такие стройные.
- Ах да, про китаянок, - встрепенулся Виктор, - так чего там у тебя было?
- Да чего только не было, - отшутился Аркадий Семеныч. - В двух словах не описать.
- Вот с этого места поподробней, пожалуйста, - оживился Павел Сытин, еще один член коллектива, сорокалетний мужик с немного диссонирующим детским лицом, расчерченным морщинами.
- Ну, чего вам рассказать, народу у них много, и, стало быть, девчонок много всяких разных тоже. Только плоскозадые они у них какие-то в большинстве, да и груди нет совсем. Как они этими пипеточками полмиллиарда человек выкормили, непонятно.
- Ха, «пипеточки», - повторил Женя. – Скажешь тоже. Что, совсем нет фигуристых?
- Ну, а вообще, всякие девчонки есть. Но в массе своей вот такие, маленькие, плосконосые, с перегидроленными волосами, в поддельных джинсах местного производства. На тысячу будет, может, одна статная, фигуристая, ухоженная.
- Ну а ты-то, ты-то? У тебя-то что?
- А я что? Я человек семейный.
- Да ладно заливать! За год-то? Ничего не было? Не поверю. Все ж свои.
- Ну не верь. Чего я?
- Ладно, замяли. Надо выпить за отсутствующих здесь дам. Поехали, - сменил тему Виталий Олегович, начальник отдела и не дурак выпить под хорошую закуску, единственный из присутствующих в костюме, хотя и без галстука.
Чокнулись, подождали тех, кто лихорадочно доливал в свои рюмки, потом чокнулись по второму разу уже и с ними, выпили и синхронно заели разносолами, которые жена Семеныча приготовила к мужским посиделкам.
Супруга Аркадия Семеныча Дарья ушла с дочерью к подруге, чтобы не мешать друзьям должным образом провести первую встречу после долгого отсутствия виновника торжества. Мужу нужна своя отдушина, в которой она только будет мешаться и не даст развернуться всей мужской стати. Тем более, в своей квартире, а не неизвестно где. К тому же и самой Дарье хотелось поболтать с подругой весь вечер. Так что, мужская компания была так же счастлива, как и женская.
- Вкусно, кстати, Семеныч, - с набитым ртом сказал Виктор, - мое почтение Дарье Сергеевне.
- Да, передам. Она у меня рукодельница и искусница, тут не поспоришь. – Семеныч задумчиво оглядел стол и перевел взгляд за окно, на набирающий обороты закат.
- А вообще, как ощущения, от жизни там? – расширил Виктор перечень тем.
- Ну, в общих чертах, выжить можно.
- А вот в магазинах, на улице, как вообще ходить, покупки там делать? – не унимался Виктор.
- Вот тут, конечно, труднее, - вдруг посерьезнел Семеныч и пожевал губами, поставив свою было поднятую рюмку обратно на стол. – Ходят они не так как мы.
Все как-то напряглись и уставились на Семеныча.
- То есть?
- Ну, то и есть. Привыкнуть трудно. Ходят задом наперед, только успевай уворачиваться... А, ну и, как бы это... у баб, в общем, это самое, не вдоль, - Семеныч выставил ладонь вертикально перед лицом, - а поперек, - и он резко перевел ладонь в горизонтальное положение, глядя поверх нее через лукавый прищур.
Все заржали.
- Пошел ты, - театрально обиделся Виктор. – Я тебя серьезно спрашиваю, про культурные аспекты.
- Что ты, аспекты какие-то, - вошел в дискуссию Дмитрий Макарович. – Люди они и в Африке люди, ходят, продают, покупают. Надо будет дойти куда-нибудь, дойдешь за милую душу.
- А насчет культурного отдыха как там? – спросил Женька.
- Ну вот, кафе есть, бары, - оживился Семеныч. - Как раз на углу от гостиницы была кофейня наша любимая, обстановка уютная. Часто туда ходили кофе пить. Купишь бренди в супермаркете, - кстати, неплохую и дешевую местную брендюшечку нашли там, - придешь в кафе, закажешь чашечку ко-офэ, достанешь бутылочку, а они тебе еще стаканов для бренди принесут.
- Вот чудеса, - сказал Женя, - и чего, не погонят со своим?
- Да нет, у нас хорошие отношения с хозяйкой были.
- Ну, то есть, под столом не надо разливать. Как белые люди, ё-моё, - резюмировал Женя.
Мужики задавали еще много вопросов, про еду, про работу, и про отношения внутри российского контингента и с местными. Все уже успели подивиться китайским сувенирам из тех, которые Семеныч выставил на обозрение. Каждый также попробовал подцепить какой-нибудь кусочек еды палочками.
Когда за окном давно установилась темнота и ребячий гомон на улице постепенно затих, Семеныч закурил еще одну и сказал:
- Ладно, по последней и хватит курить. А то к приходу Дашки не выветрится.
Мужики послушно вытащили сигареты и закурили, даже те, кто, в принципе, курить пока и не собирался. Семеныч подошел к окну и пошире открыл створку, пару раз махнув рукой в сторону улицы, указывая дыму, куда надо улетучиваться. Потом вернулся к столу и сел на свою табуретку.
- Ну, не зря съездил, в общем, – резюмировал Виктор и поднял бутылку водки, посмотрев через нее на свет. – Еще на один тост хватит. А там и расходиться пора.
- Ну тогда, давай за возвращение твое, - думаю, нормально съездил, не подкачал звание российского специалиста, - Виталий Олегович поднял свою рюмку.
- Да, за вас, ребята, рад вас всех видеть, спасибо, что пришли, - Семеныч понятулся навтречу рюмке Виталия Олеговича, и к ним нестройно присоединились все сидящие за столом.
- Ну ладно, попили-поели, пора и честь знать, - сказал Дмитрий Макарович, когда все выпили, и встал из-за стола. - Пойдем, пожалуй.
Остальные тоже задвигали табуретками и встали, подхватывая остатки разносолов с тарелок.
Когда все, наконец, обулись, Семеныч вышел вместе с ними в коридор. Они выкурили на посошок перед лифтом, Семеныч рассказал о китайских сигаретах, отпустили два лифта и зашли в третий. Мужики еще раз пожали хозяину руку и, толкаясь, по очереди зашли в лифт под аккомпанемент постоянно норовящих закрыться дверей:
- Лады, до понедельника, встретимся на работе.
- Ну все, семье привет.
- Семеныч! Давай! - вскинул Виктор кулак в стиле «но пасаран», и двери лифта, наконец, захлопнулись перед ним.
Натужно урчащий лифт утянул вниз асонорный хор нетрезвых голосов. Семеныч вернулся в квартиру и вошел на кухню. Разгром на столе был вполне приличный, и, пока Дарья с дочкой не вернулись, он решил помочь хотя бы скинуть объедки с тарелок.
Однако после одной очищенной тарелки Аркадий Семеныч сел на табуретку и налил в первый попавшийся стакан яблочного сока. Он просто сидел и смотрел на свою кухню. Дома было хорошо. Все родное и понятное. Уютно. Наконец-то он дома. Уже четыре дня, как. Уже начал привыкать к жизни, от которой, казалось, за год отвык. И, если раньше, под конец командировки в Китае, казалось, что трудно будет отвыкать от устаканившегося обихода русского специалиста за границей, привыкать к дому не пришлось – дом он и есть дом. Тем более, по нему Семеныч скучал каждый день, что бы ни происходило, чего уж тут. Не было дня, чтобы не скучал, в некоторые больше, в некоторые меньше.
Аркадий Семенович взял последний малосольный огурец с тарелки и задумчиво захрустел им. Звонок в дверь заставил его встрепенуться, и он пошел открывать. Наконец-то девчонки пришли.
На пороге стоял Женя Беляев и, виновато взглянув на хозяина, сказал:
- Семеныч, я, кажется, телефон забыл, можно возьму, а?
- Конечно, заходите, Евгений, телефон вещь важная. – Семеныч посторонился, позволяя Жене пройти в квартиру по замысловатой траектории.
- Не пришли твои еще?
- Нет, я тут убираюсь потихоньку.
- А, вот он, - Женька заметил телефон на холодильнике между пустыми тарелками и уткнулся в него, проверяя пропущенные вызовы или смс-ки. – Ни-че-го..
- Сок будешь?
Женя остановился и с прищуром спросил:
- Семеныч, колись, ладно, китаяночку-то попробовал?
Семеныч налил себе сок, потом посмотрел на Женю, налил и ему. Женя опустился на табуретку рядом, ухмыляясь и не сводя хитрых глаз с Семеныча.
Семеныч же смотрел сквозь Женю, думая о чем-то своем. Все так же задумчиво, сказал:
- Вот я тебе рассказывал про кафе наше там, рядом с гостиницей. Хозяйка там была ухоженая такая, аристократическая кость.
- Ага, серый волк, все с тобой понятно, - расплылся в улыбке Женя, - дальше можешь не рассказывать. Хотя, рассказывай давай, - он взял свой стакан, отпил половину, поставив его на край стола, среди грязных тарелок и рюмок.
- Да нет, ты подожди. Так вот, хозяйка набирала себе официанточек под стать себе, миловидных, с английским языком, понятливых. И была там одна совсем молоденькая, улыбчивая. Вовсе и не чтобы совсем красавица, непонятно, чего ее приняли на работу, пышечка, пальцы еще такие коротенькие, пухленькие. Но улыбалась она так солнечно, что сил не было удержаться от улыбки в ответ. Щеки ее расползались от этой улыбки, ямочки образовывались. И глаза так смешно в щелочки превращались, в общем, все лицо или даже тело ее как бы улыбалось, что ли. Ни с того ни с сего она тебе улыбалась, - вот как ты входишь в кофейню эту, тепло так становилось, уютно. Она помладше дочки моей, не знаю, может школу только что закончила, может бросила даже. Дочка-то моя вон уже в институте учится.
Семеныч отпил из стакана и продолжил:
- Но английский ее еще хуже, чем у меня был, мы с ней общались на международном ломаном инглише, я ее русским словечкам учил, она меня китайским, - пока сидел пил кофе у них, если клиентов не было. Ну, то есть как к дочке я и относился к ней. Зарплата у них там, у официанток не ахти какая, если на доллары, то, может, долларов двести в месяц, но счастья это в ее жизни, видимо, не убавляло. Пригласила она нас с другом поесть в ресторан однажды, «хугуо» называется. Перед тобой на столе конфорка, на ней суп в кастрюле, и ты сам закидываешь продукты туда, мясо, овощи, и готовишь. Научила как что делать, как что называется. Она даже хотела за всех заплатить, еле отбились. Что она, девчонка за двух здоровых мужиков платить будет, да еще за себя? Так и текло время, - иной раз по приходу ее не увидишь, и, если она выходная, уже посиделки в кафе не совсем то.
- Это если брэнди с собой забыли принести, - сказал Женя.
- Ну и это тоже. В общем, встречались иногда, по магазинам ходили, она нам скидки выбивала, показывала все, по ресторанам с интересной кухней водила. Подружились, в общем. И, естественно, я ее не воспринимал никак, кроме как маленького своего друга. И она, впрочем, ничего другого и не давала нам понять. Обмен культур, языков, все чисто платонически.
Семеныч допил свой сок, и уставился в стакан.
- В общем, через некоторое время мы потеряли, как это зачастую у нас бывало, связь. На работе завал был, с ребятами в новую едальню стали ходить все больше, я и думать про нее забыл. Только звонит она мне однажды и говорит, что хочет встретиться, взолнованная чуть, поговорить ей надо, но с одним мной хочет поговорить, без друга значит - это я понял на ее смеси английского, русского и китайского. Ну, не вопрос, с ней, да если ей надо, завсегда пожалуйста. Встречаемся у супермаркета, как обычно, я уж думал, пойдем куда-нибудь поесть, специально не ел до этого. У нее в руках пакет с бутылкой вина. Одета в платье их китайское длинное до пола, без рукавов, плотно под горло застегнутое, волосы распущены, без макияжа совсем. Стройная такая показалась, и серьезная как никогда. Пойдем, говорит, выпьем вина, надо поговорить. Я тут, говорит, номер в гостинице сняла. Удивился я, но решил, что случилось чего, думать много не стал. Приходим в гостиницу неподалеку от моей, номер как номер, на наши дома отдыха по интерьеру похож, телевизор, стол, две кровати. Откупорили бутылку, сели на кресла возле столика, разлили, выпили. На своем английском и том китайском, который она знала, что я уже точно понимаю, потому она сама меня и научила этим словам, она говорит, что родители ее выдают замуж. А она не хочет.
Семеныч закурил. Женя немигая и молча глядел на него, боясь нарушить нить повествования.
- Я, было, сначала насторожился от всего этого расклада, но, как понял, что она просто совета у меня просит, как у умудренного жизнью старшего товарища, расслабился. Чего, говорю, отказаться нельзя никак? Не средневековье же, в конце концов. Поговорить с родителями, объяснить, самой найти кого. Нет, отвечает, бесполезно, даже не хочет об этом говорить. А я и сам в глазах ее вижу, что обсуждать эту тему она не хочет, и даже наша ломаная смесь языков не помеха такому пониманию. Ну что ж, говорю, жалко. Чего делать-то будешь? Замуж, говорит, выходить буду. Смотрит на меня так обреченно, допила свое вино. Я, глядя на нее, тоже свое допил. Я уже хотел доливать, чтобы разговор по душам лучше пошел, да чтобы грусть ее смягчить. Приготовил уже речь, что, может, стерпится-слюбится, всякое бывает, слова уже подбираю, но только она, не спуская с меня глаз, как поставила стакан, не обратно в кресло села, а быстро так прильнула ко мне, глаза закрыла и в губы мне поцелуем впилась.
Евгений потерял интерес к превращению всего в шутку и молча слушал, держа в обеих руках стакан с недопитым соком. - Уж не знаю, был ли я в ее мечтах принцем на белом коне, по крайней мере, она никогда не показывала мне этого так, чтобы я понял. Может, конечно, внутри ее культуры такие намеки на раз бы поняли те, кому они адресуются, но сомневаюсь я в этом. Такие вещи, как мне кажется, легко можно понять, в какой бы ты культуре не жил. А может, если и думала она обо мне, то не умела показать. Или умело скрывала. Но я-то уж точно никаких неоднозначных знаков внимания ей не оказывал, – фото дочки и жены показывал, рассказывал о них. Так что, думаю, крик души ее это был, от безысходности. Семеныч долил себе сок. Отпил. - В общем, такого самозабвенного секса я не представлял себе. И в той, как мне казалось, школьнице и совсем асексуальной девочке таился удивительно ненасытный тигр. Я даже ошалел немного от всего происходящего. И переход такой внутри самого себя, от доброго советчика дядюшки до объекта страсти в течение пол-сенунды я принял как удар пыльным мешком по голове. Все, что оставалось делать, это просто плыть по течению ее бурного потока. И, если честно тебе сказать, я наслаждался ее преображением в такую отчаянную женственность. Страсть эта напрочь перекрывала и откровенную неопытность ее, и вездесущее девичье китайское смущение, как будто сбросила она такой стыд, как искуственную оболочку, и стала, наконец, самой собой. Ну и, конечно, польстило это моему мужскому самолюбию, прямо помолодел лет на пятнадцать-двадцать.
Семеныч помолчал, закрутив в стакане небольшой смерч сока.
- Терзала она меня полчаса где-то, потом лежала молча, вцепившись в меня еще с час. А я, трахнутый событиями этими во всех смыслах, просто глядел в потолок, и не могло это в голове моей уложиться: что это только что случилось, как у нее все дальше пойдет? Не хотела же она, в самом деле, со мной убежать? Чем жить она будет, с кем, как. Смирившись с родительской волей и вспоминая этот наш вечер? А может, и не вспоминая. Или решившись на что-то? И вообще, кто я такой после всего этого безобразия? Любовник? Спаситель? Обольститель? Или она мной воспользовалась как объектом, поматросила, так сказать, добилась своей какой-то там непонятной мне цели, изнасиловала и уйдет сейчас в сумерки китайского приморского городка навсегда? Может, котируется это у них там, иностранца соблазнить? – Семеныч усмехнулся. – Ну, в общем, герой-любовник я оказался там в Китае.
Евгений сглотнул и сказал:
- Ну а потом чего?
- Ну а потом... замуж она, наверное, вышла. В кофейне я ее больше не видел. Никто ничего не рассказывал, не знаем, говорят. Я и не расспрашивал особо. Да и мне что ее искать? Чего с ней делать, о чем говорить? Непонятно только, то ли ее жалеть за судьбу ее такую, то ли себя за то, что воспользовалась девка дядюшкой. Но только не воспринимается у меня почему-то это так, даже если так оно и выглядит. Уж очень она ко мне хорошо отнеслась, с душой, что ли, если есть она у них, у китайцев.
Они помолчали.
- Так что вот, не знаю, изменил ли я жене, а может я жертва? – Семеныч опять беспомощно улыбнулся и развел руками. - А может, я облегчитель участи несчастных. В любом случае, не искал я с этой девчонкой любовного контакта, не охмурял ее, да и после всего этого никаких фантазий о ней у меня тоже не возникало. Если вспомнится, то только удивленно, как чýдное явление природы, взрыв ее страсти, типа вот и такое бывает.
В прихожей щелкнул замок, и квартира наполнилась голосами жены и дочери Семеныча. Дарья заглянула на кухню:
- Закончили уже? Чего-то худосочное у вас тут веселье.
- Все ушли уже. Вот Женя Беляев телефон забыл, вернулся.
В подтверждение Евгений поднял со стола телефон и показал его Дарье.
- Привет, Жень. Ну, молодцы. – И ушла обратно в коридор.
Когда Дарья вышла, Семеныч сказал Евгению:
- Хорошо дома. Все знакомое, родное и понятное. И голову ломать не надо над непонятными всплесками экзотических эмоций. – Он вздохнул, - Но все же, нет-нет, да вспомнишь эту девчонку с такой радостной улыбкой и такой неожиданной взрослой страстью.
Женя кивнул, задумчиво глядя в стакан.
- Слушай, Семеныч, а это,.. - он кинул взгляд на дверь и понизил голос, - у них это...
- Чего? - не понял Семеныч.
- Ну, - Женя замялся и опять взглянул на дверь, - у китаянок,.. у них это, правда что ли?.. - он повертел ладонью в горизонтально-вертикальной плоскости.
От неожиданности Семеныч секунд пять удивленно глядел на Женю, а тот в ответ - на него широко открытыми и доверчивыми глазами.
- Ну, я ж это, не знаю, ты ж сказал...
Семыч тяжело вздохнул:
- Да все у них как у людей, Беляев, мы ж все люди. Давай, иди домой или куда ты там, поздно уже.
Закрыв за Женей дверь, Семеныч вернулся на кухню, остановил взгляд на столе с пустыми тарелками и рюмками, и рассмеялся. Потом собрал тарелки одна на другую, поставил в раковину, включил воду и стал мыть.
Вошла Даша и стала помогать, собирая со стола.
- Ну, как посидели? – спросила она весело. – Ой, мы наговорились у Ленки, да и время почти забыли. – Она помолчала, и вдруг сказала, - Наконец-то ты приехал.
Она обняла Семеныча сзади, в одной руке две рюмки крест-накрест ножками, в другой тарелка, прижалась к нему, и Семеныч радостно рассмеялся.
- И я рад, что я вернулся.
И так ему стало легко в этот момент, легко и понятно, как будто дурацкий вопрос Жени разбил бетонное корку, которая за все это время успела затвердеть на душе Семеныча от множества этих запорошивающих-наслаивающихся мелких хлопьев мыслей. А сейчас куски этого гнетущего груза с неслышным шумом обрушились вниз, не оставляя никаких неразрешенных вопросов, никаких долгов, никакой неясности. Семенычу хорошо было дома.
|
