Бежевая «Волга» двигалась по сияющему утренним солнцем проспекту Октября. На заднем сидении, поглядывая то в месячный отчёт, то в окно, сидел тучный человек. Жир, скопившийся в лоснящихся от пота щеках, оттягивал уголки губ вниз, так что выражение лица пассажира было всегда крайне недовольным. Вот и сейчас казалось, что его не устраивает, что «Волга» повернула на улицу Чкалова, что водитель подвёз его к самым дверям серо-коричневого коробчатого здания, и что теперь придётся выходить из машины в липкое и душное ярославское июньское утро.

В коридорах НИИ «ГИПРОДВИГАТЕЛЬ» уже копошились сотрудники, мимо которых, отвечая на почтительные приветствия, двигался к лифту бывший пассажир бежевой «Волги». Пока лифт возносил его на шестой этаж, тучный человек несколько раз промокнул влажным носовым платком каждую складку своего лица и успел перекинуться парой фраз с сухим и высоким язвительным начальником отдела топливоподающих систем. На шестом этаже лифт остановился, и Валентин Валентинович Кроков направился прямо в своё конструкторское бюро перспективных разработок. Там, за столами, заваленными чертежами и техническими описаниями с пятнами от пролитого кофе, играли на компьютерах в «Civilization» три его научных сотрудника: невозмутимый красавец инженер Минин, толстый, густобровый и черноволосый болтун Митрофанов, бросавший суетливые взгляды через овальные очки, и интеллигентный, но ушлый конструктор Вознер. Кроме них в помещении околачивались лаборант Шептун и присланный на практику из политехнического института студент Сухомлинский. Последний появился в КБ недавно, поэтому с интересом рассматривал эскизы и чертежи, которыми была густо увешана одна из стен. Особенно его внимание привлекал рисунок, озаглавленный «Контрраспредвал».

Первым директора заметил Митрофанов и взволнованно помчался жать ему руку, перескакивая через разбросанные по полу деревянные детали перспективного дизеля. Кроков со свойственным ему недовольным видом оглядел помещение и прогнусавил:

-- Ну вот... Июнь кончается... А что у вас?

Минин закрыл «Civilization» и флегматично посмотрел на Крокова поверх монитора. Вознер уставился в заранее заготовленную на случай появления директора папку с чертежами N-образного дизеля, отвергнутого моторным отделом три года назад, и старательно засопел носом, изображая напряжённую работу. Инженер Митрофанов проворно поскакал обратно по направлению к эскизу контрраспредвала, яростно оттолкнул от него практиканта Сухомлинского и, тыча жирным пальцем в ватман, возбуждённо заговорил:

-- У нас гениальная идея! Впервые в мировом моторостроении! Контр-распред-вал!

--Уже, -- Кроков махнул рукой. -- А конкретные расчёты? Какие преимущества?

-- Генеральные предварительные компьютерные расчёты показывают прибавку к мощности на двадцать процентов. Кроме того, максимальный крутящий момент должен развиваться уже при 1098 об/мин. А мощность увеличивается на одну пятую и наибольший вращающий момент будет держаться аж до 1503 об/мин.

-- Или даже до 1573, -- добавил Вознер, подняв голову от чертежей.

--А макет?

Такой неожиданный вопрос привёл конструкторский коллектив в явное замешательство. Первым нашёлся Митрофанов:

-- Так ведь лаборанту Шептуну ещё на прошлой неделе было поручено разработать чертежи по эскизу.

Все удивлённо уставились на Шептуна, который, в свою очередь, недоумевающе посмотрел на Митрофанова.

-- Да, я думаю, это всё, что нам осталось сделать, -- басистый голос Минина, до этой минуты молчавшего, звучал уверенно. -- Работа будет закончена в течение месяца.

Кроков нахмурился:

-- А что двигатель?

Митрофанов покосился на обломки, через которые недавно перебирался:

-- Экспериментальный двадцатичетырёхцилиндровый турбированный двигательный агрегат фактически готов.

Кроков снова нахмурился:

-- Не успеете...

Но потом примирительно добавил:

-- Ну ладно... Работайте...

И вышел из кабинета, захлопнув дверь.

Вознер прикинул, что совещание у директора продлится до двенадцати, Митрофанов смекнул, что после совещания Кроков отправится на моторный завод и будет там до трёх, а Минин подсчитал в уме, что раньше четырёх ждать начальника не следует. Настроение конструкторов резко улучшилось. Митрофанов вытащил из шкафа алюминиевый электрический чайник и поспешил к раковине, Вознер, облегчённо вздохнув, освободил на своём столе место под кофе, забросив чертежи N-образного двигателя на вершину бумажной пирамиды, возвышавшейся на краю его рабочего стола. Папка произвела в пирамиде переполох, сооружение зашелестело и соскользнуло на пол. Чертежи разлетелись по линолеуму. По ним пробежал Митрофанов, плеща на ходу водой из чайника.

В ожидании кофе Минин запустил «Civilization», а Вознер, увидев это, подъехал к нему на кресле с вопросом:

-- Куда лучше отправлять людей: на рыбу или на хлеба?

-- Конечно на хлеба.

-- Нет, нет, нет, я всегда посылаю на рыбу, -- включился в разговор кипятивший
чайник Митрофанов. -- Это даёт много торговли, а на хлебах люди только жрут.

Вознер чмокнул и откатился обратно пить кофе из своей маленькой фарфоровой чашечки. Он аристократически взял её за крошечную ручку двумя пальцами, оттопырив мизинец. Минин пил из толстой керамической кружки, задумчиво глядя на монитор, где совершали свои ходы цивилизации противников. Обжигаясь и вскрикивая, пил из гранёного стакана инженер Митрофанов, поминутно бросая взгляд на часы. Когда они показали половину одиннадцатого, кофе был уже выпит, темы для разговоров исчерпаны, а совещание у директора началось, и конструкторам ничего не оставалось, кроме как идти в буфет. Первым это ощутил Вознер. Он неторопливо направился к двери, сообщив:

-- Схожу в буфет за сигаретами.

Следом вышел Минин, а за ним, поспешно спрятав чайник в шкаф, выкатился Митрофанов. Дверь захлопнулась, однако через несколько мгновений открылась снова, и в проёме показалась голова Митрофанова:

-- Шептун, делай чертёж и не забудь собрать двигатель.

В буфете собрались представители практически всех КБ НИИ «ГИПРОДВИГАТЕЛЬ». Каждый отдел занимал своё собственное традиционное место: моторный, приславший наибольшее число делегатов, разместился за лучшими столиками у окна, топливоподающие системы сидели у самого входа и отпускали язвительные замечания в адрес всех входящих сотрудников. Работа смазочного отдела была явно смазана уходом их директора на совещание, и поэтому конструкторы, имевшие друг к другу неприязнь, размазались по всему залу. Отдел охлаждения питал страсть к прохладительным напиткам и расположился у стойки в непосредственной близи от конусов с соком. Вознеру, Минину и Митрофанову, пришедшим позже всех, места не нашлось, поэтому они уселись за стойкой. Митрофанов выпучился на буфетчицу Пенелопу:

-- Пеня, подай, пожалуйста, пивко персоналу перспективного подразделения,  --
сказал он и рассмеялся, радуясь собственной находчивости.

К пиву Вознер попросил бутерброд с гусиным паштетом, Минин взял две сосиски, а Митрофанов купил мясное желе.

Пока конструкторы пили пиво, в кабинете наверху лаборант Шептун и студент Сухомлинский собирали двигатель: Шептун собирал с пола поршни, а Сухомлинский ползал по линолеуму, складывая в банку из-под скрепок раскатившиеся клапаны. Клапанов было 96, поэтому когда лаборант уже во всю истреблял монстров в коридорах «Doom», практикант всё ещё шарил руками под шкафом в поисках последнего из них. Наконец, решили пить чай.

-- Достань-ка чайник Митрофанова, -- сказал Сухомлинскому Шептун. -- Он внизу, в
синей коробке из-под женских сапог.

Студент подошёл к шкафу.

-- И осторожнее! -- крикнул Шептун

Но было уже поздно. Сухомлинский распахнул обе дверцы, и на него с верхней полки, грохоча, вывалился макет N-образного дизеля, отвергнутого моторным отделом три года назад. Двигатель разбился о голову студента и раскатился по полу поршнями и клапанами. Пришлось собирать и его.

Снова решили пить чай, однако Шептун, дошедший в «Doom» до пятого уровня, порядочно взопрел и попросил студента открыть окно. Прохладный ветер ворвался в кабинет, потревожил эскиз контрраспредвала, смахнул листы со стола Митрофанова, обнажив под ними засаленные кроссворды, и, подхватив множество чертежей со столов конструкторов, унёс их в огромное окно. Сухомлинский издал отчаянный крик и попытался схватить улетавшие бумаги, при этом чуть не вывалившись из окна, но Шептун безразлично бросил:

-- Оставь. Пусть летят. Никто не заметит.

В этот самый момент огромный красный монстр пришлёпнул наконец-таки человека с пулемётом, которым играл Шептун. Лаборант грязно выругался и ударил кулаком монитор. Игра закончилась, и больше в кабинете делать было нечего. Шептун предложил Сухомлинскому сходить выпить пива в столовую мединститута, куда обычно ходили лаборанты, пока конструкторы сидели в буфете.

Но студент засомневался:

-- У меня же практика.

-- Да ничего, пройдёшь, -- успокоил его Шептун и вышел из кабинета.

Сухомлинский последовал за ним.

Тем временем, Минин, Вознер и Митрофанов обсуждали в буфете судьбы мирового моторостроения. От новых двигателей «Формулы 1» разговор перешёл к недавним победам в Ле-Мане. Минин заявил, что именно шестилитровый турбированный двигатель обеспечил болиду «Mercedes C9» победу 89-го года, что будущее за турбинами и за повышением давления наддува.

-- Нет, нет, нет, - начал тараторить Митрофанов, пеня рот. -- В 90-м семилитровый натуральный «Jaguar» приехал в сто раз раньше!

-- Ну, приехал он, конечно, нисколько не раньше, а через 24 часа, - снисходительно поправил его конструктор Вознер, самодовольно взглянув на бутерброд с гусиным паштетом.

Беседа была прервана гоготом, раздавшимся за столами моторного отдела. Какой-то перебравший пива сотрудник прихватил из динамической лаборатории экспериментальный поршень с большой выемкой на рабочей поверхности и нёс его, но был осенён идеей. Придя в буфет, он немедленно предложил своим конструкторам устроить соревнование: выпить 50 граммов водки - именно столько вмещала в себя компрессионная выемка - не пролив ни капли. Идея вызвала большое оживление, и на столах моторного отдела появились две бутылки водки, до той поры хранившихся, по всей видимости, в цилиндрах двигателей большой мощности.

-- «Ц-девятый» быстрее, -- заявил Минин, -- На длинной прямой только он, не
считая «TRW» и 917-го мог набирать 400 километров в час.

-- Всё равно, хороший впрыск лучше всех ваших грязных турбин, -- обиженно ответил Митрофанов, явно расстроенный цифрой «400», но воодушевлённый тем, как прямо перед его носом в немытый стакан из конуса хлынул сок.

-- Согласен, -- вяло произнёс Вознер. -- Читал я в одном французском журнале интервью с инженером «Mazdaspeed», который клялся, что когда они поднимали обороты роторного двигателя, мощность росла просто чудовищно. Притом -- никаких турбин.

-- Может быть, -- неохотно согласился Минин, -- Но ведь есть ещё и компрессоры. Такие на дрэгстерах выжимают 1000 лошадей с литра, притом на больших моторах.

-- Вот и я тоже говорю, -- перебил Митрофанов, допивая свой литр пива, -- что турбина хорошо дует только в мелкий мотор: литр надует до тысячи, -- и инженер со значительным видом потряс в воздухе пустой кружкой, -- а пять -- впустую. У меня есть идея получше: снять турбину с нашего экспериментального дизеля и добавить к нему ещё цилиндров двенадцать!

-- Болван, -- процедил Минин, а Вознер только презрительно скривился.

-- А может лучше двенадцать роторов? -- с издёвкой спросила буфетчица Пенелопа, всё это время внимательно следившая за ходом беседы.

-- Нет. Один ротор. Но на компрессор. Ротор-компрессор, -- твёрдо сказал Минин, прежде чем Вознер успел издевательски рассмеяться.

Грустно-задумчивое выражение появилось на лице Минина. Точно такое же выражение это лицо последний раз принимало полтора года назад, когда во время празднования дня моториста Минина озарила мысль о контрраспредвале. Митрофанов первым уловил изменение настроения Минина и, предчувствуя скучные технические дискуссии, в которых он сам решительно ничего не понимал, попытался как можно скорее изменить тему разговора:

-- Куда лучше отправлять людей: на рыбу или на хлеба?

Но было уже поздно. Минин, Пенелопа и Вознер принялись за разработку новой идеи. Минин уверенно рубил слова, временами ударяя ребром ладони по столу, Вознер скептически похныкивал, и сопел придумывая всевозможные сложности, а Пенелопа подливала обоим пива в кружки и одобрительно кивала, заглядывая в красивые голубые глаза Минина. Пока план ротор-компрессора находился в разработке, инженер Митрофанов успел поковыряться в носу, в ушах, в зубах при помощи спички, вытер сальные губы о рукав пиджака, допил остатки из кружки Вознера, хохотнул над шуткой, донесшейся от столов моторного отдела, проводил взглядом проезжавший за окном трамвай и заскучал.

К этому времени эскиз ротор-компрессора появился на салфетке, и Минин заключил:

-- С таким устройством мы можем выйти на «Париж-Дакар».

Пенелопа с обожанием посмотрела на Минина, Вознер скептически причмокнул, но зато оживился Митрофанов, любивший смотреть гонки больших грузовиков:

-- По-моему, достаточно поставить на «КамАЗ» наш двадцатичетырёхцилиндровый
двигатель, и без всякого поганого ротор-компрессора он будет в Дакаре в сто раз раньше!

-- Если, конечно, сможет увезти сам себя. Слишком тяжёлым получится грузовик, --
парировал Минин.

-- Уйдёт в песок! -- ехидно заключил Вознер.

-- А мы установим двигатель на вертолёте, он полетит вслед за машиной и ... --
Митрофанов осёкся, понимая, что в очередной раз сболтнул какую-то глупость.

За стойкой повисла неловкая пауза.

-- The trunk-shaft, -- с подчёркнутым прононсом произнёс Вознер. -- А это идея!

Пенелопа от неожиданности уронила кусок колбасы с бутерброда на пол, но поспешно нагнулась, подняла его и положила обратно. Митрофанов засуетился, так как понял ровно половину того, что сказал Вознер и незамедлительно захотел узнать оставшуюся. Минин отправил в рот остаток сосиски и принялся жевать с бесстрастным видом.

-- Транк-вал, гибкий вал, по которому крутящий момент с вертолёта поступает на
полноприводную трансмиссию. Двигателя нет, лёгкий карбоновый кузов и идеальная
развесовка, низкий центр тяжести -- вот чего мы добьёмся, если применим транк-вал.

Митрофанов захохотал, хлопая себя по жирным бёдрам и вскрикивая: «Я гений, гений!» Идея понравилась и Минину, который предложил немедленно разработать эскиз транк-вала, чтобы уже вечером показать его Крокову. Сам вал решено было собрать из металлических членов, особым образом надевающихся друг на друга. Последнее решение, безусловно уникальное в техническом отношении, отстоял Вознер, не без серьёзных разногласий, так как ни Минин, ни Митрофанов не могли понять, что же это за особый образ. Однако Вознер настаивал, что его идею можно было бы осуществить согласно последним разработкам профессора Челябинского, о которых конструктор читал в журнале «Моторист». Кроме того, сошлись на том, что транк-вал должен быть помещён в жаропрочный углеволоконный кожух и вообще не смазываться - по методике доктора Ллойда-Каптервиля, о которой Вознер, как он уверял коллег, узнал из журнала «Hot Wheels».

-- Нужно делать чертежи и прямо сейчас, -- заключил Минин. -- Пойдём в кабинет.

-- Да, да, пойдём,  пойдём, Шептун, должно  быть,  совсем разленился!  -- лицо
Митрофанова горело огнём праведного гнева и желания как можно скорее понастроить
танков, совсем недавно открытых его учёными в «Civilization».

К этому времени, вернувшиеся из столовой мединститута Шептун и Сухомлинский, удобно расположились за компьютером Митрофанова и начали любимую игру конструктора с того самого сохранения, перед которым были открыты танки. Лаборант внёс значительные изменения в стратегию государственного строительства и внешней политики Митрофанова: люди были посланы на хлеба, а Китаю -- до той поры верному союзнику - была объявлена война. Однако взгляды на ведение боевых действий лаборанта и практиканта сильно отличались. Сухомлинский, опасаясь орд китайцев, постоянно предлагал загнать все юниты в города и ждать врагов там, укрывшись за стенами. Однако Шептун отмахнулся: «Всё равно китайцы вышибут атомной бомбой, когда у она у них появится», и двинул на врага все скопленные войска, включая колесницу, милицию, конницу и рыцаря, которых Митрофанов с особой нежностью собирал в специальном городе-музее. С каждым новым ходом вглубь китайской территории лаборант нёс всё большие потери, и очень скоро от дивизий Митрофанова остались только колесница, милиция, конница и рыцарь, которые из-за своей медлительности ещё не успели подойти к границам Китая, но упорно двигались на верную смерть.

В этот момент натренированное ухо Шептуна уловило уверенную поступь Минина, постукивание каблуков Митрофанова и приглушённые шаги Вознера в коридоре. Спустя мгновение лаборант уже ковырялся в макете дизеля, прилаживая бесчисленные клапаны. Сухомлинский, оставшийся один перед компьютером, растерялся и хотел выключить машину, но так как единственное, что разрешалось ему во время игры - нажимать клавишу «enter» в конце хода, студент с перепугу нажал именно её - и бросился помогать лаборанту.

Минин вошёл в кабинет, занял своё место и включил компьютер. Следом вкатился Митрофанов, с удивлением обнаруживший, что лаборант и студент прилежно налаживают макет экспериментального двадцатичетырёхцилиндрового турбированного двигательного агрегата. Следом в дверях возник Вознер, дожёвывавший бутерброд с гусиным паштетом.

-- Глядите, чью это милицию там мочат? -- сказал вдруг Минин, усаживаясь за свой стол, откуда ему хорошо был виден экран монитора Митрофанова.

-- Ну уж точно не мою!  Старья не держим:  танков позарез  -- и Митрофанов
продолжил махать грязной салфеткой с эскизами ротор-компрессора и транк-вала перед
носом Шептуна, требуя разработать чертежи, собрать макет и провести компьютерное
моделирование к завтрашнему обеду.

-- А вот и рыцарь, и конница, -- задумчиво произнёс в ответ Минин. -- Весь город-
музей.

Салфетки полетели в разный стороны, и подбежавший к монитору Митрофанов застал конец колесницы, конницы и рыцаря, а заодно и пары новых танков неведомо как оказавшихся на китайской территории. Некоторое время конструктор с выпученными глазами и разинутым ртом наблюдал за крушением своей империи. Когда оцепенение прошло, Митрофанов принялся лихорадочно лупить по клавиатуре, пытаясь прекратить ход компьютера и перезагрузить игру, но это ему удалось не раньше, чем он стал свидетелем падения Митрограда и Митрополя. Однако какое бы из сохранений он не запускал, перед ним представали неумолимо ползущие на верную смерть в Китай милиция, колесница, конница и рыцарь - Шептун, опасаясь поражения, сохранялся каждый ход и переписал ровно все сэйвы Митрофанова.

Дважды проверив каждое сохранение и убедившись в том, что милицию, колесницу, конницу и рыцаря уже не спасти. Митрофанов взвизгнул, хватил кулаком по клавиатуре и, сбросив со стола кипу бумаг, принялся кататься по полу, вереща, как недорезанная свинья:

-- Два месяца..! Всё впустую-у-у-у! С Китаем война ..! Коту под хвост..! Милиция..!
Милиция..!

-- Ну вот, опять, -- бросил инженер Минин, а конструктор Вознер только
презрительно скривился.

Шептун, увидев такой поворот событий, судорожно сунул сутулому студенту Сухомлинскому пачку чертежей, добавив: «Разбирайся пока сам, а я сбегаю в туалет», после чего лаборант поспешно убрался из КБ. И правильно сделал, потому что вскоре к столу, на котором собирали двигатель, с лицом, горевшим огнём праведного гнева, подлетел Митрофанов и принялся вопить, брызжа слюной, на Сухомлинского:

-- Кто    разрешшл    трогать    компьютер?!!    Тут    кто-то    хочет    с    практикой
распрощаться?!!

-- Я...

-- Молчать!!! Я найду, я найду твоего руководителя практики и лично скажу ему...

Но тут Митрофанов вдруг переменился в лице, хлопнул себя по лбу и, трепеща, поскакал к своему столу, оставив студента бояться и вытирать с лица слюну. Из ящика стола инженер извлёк дискету с последним сохранением, которую он припрятал перед уходом в буфет.

-- Я   всегда,   я   всегда   знал,   что   этим   мошенникам   нельзя   доверять,   --   уже
успокоившись бормотал Митрофанов, загружая драгоценный сэйв.

Студент Сухомлинский, напуганный перспективой не пройти летнюю практику, принялся собирать двигатель чудовищными темпами, так что к приходу Крокова в половине пятого макет экспериментального двадцатичетырёхцилиндрового турбированного двигательного агрегата был фактически готов.

Кроков недовольно оглядел своих подчинённых, по случаю прихода начальника впервые за весь рабочий день собравшихся у макета.

-- Ну?

-- Вот, -- и Минин указал рукой на деревянный двигатель.
Митрофанов хлюпнул носом, а Вознер деловито причмокнул.

-- Что «вот»..? А вращать?

Митрофанов рванул ручку, приделанную к коленвалу двигателя, и принялся вращать её как свинья на кассе. При каждом обороте одна из головок блока приподнималась – её пихал поршень, по ошибке взятый Сухомлинским с макета экспериментального N-образного дизеля, отвергнутого моторным отделом три года назад. Заметив, что Кроков подозрительно уставился на головку блока, Митрофанов увеличил обороты, от чего головка стала подпрыгивать и постукивать, что вызвало ещё большее удивление начальника. Тогда Митрофанов, придав себе как можно более непосредственный вид, облокотился на деревянный дизель, стараясь прижать непослушную деталь, и продолжил наращивать обороты.

Вдруг в двигателе что-то хрустнуло, вращать ручку стало тяжело. Митрофанов попытался было увеличить крутящий момент, но что-то хрустнуло снова, и экспериментальный дизель развалился на части, раскатившись по полу поршнями и клапанами. Ручка осталось зажатой в руке Митрофанова.

Кроков нахмурился:

-- Ну всё… Завтра должны…

Инженер Минин кашлянул в кулак, болтун Митрофанов потупил заплаканные глаза, а конструктор Вознер только презрительно скривился.