Мальчик с тачкой

Что еще буду вспоминать о Кембридже? . 

            Речка Кэм встречает гусями, коровами,
            байдарочником, мостами-бриджами. 
            Собачка чья-то смешная 
             в канале ерошится как воробей.
             Ива столетняя к берегу подошла  -    
             помочить затекшие ноги.
             Лебедь! – крошки брал из руки,
             ущипнув клювом,
             и уплывал по теченью
                                                       ничьей короной. (Т. С.)

Это была “наша идиллия”,  мы жили совсем рядом  и  приходили к ней, когда позволяла
кувыркающаяся английская погода.  Лебедь, ущипнувший Арсения за палец, назывался у нас Артур, а его подруга – Гиневра. Вдобавок к вышеперечисленным радостям, большой кусок берега был занят тем, что обычно называют детской площадкой, и все там волновало и притягивало детские неспокойные души. 
  
Я  увидела его, как только мы перешли мостик – он гонял по широкому зеленому пространству  под столетними ивами на своей коляске с желтым флажком на длинной палке. У меня не было  времени удивиться.  Мои мальчишки (Арсений, три года, и Филипп, пять) всегда разбегались в две противоположные стороны, причем Арс норовил забраться  на такую высоту, что мне приходилось бежать и становиться под ним с протянутыми руками , то ли взывая к небесам, то ли выполняя роль страховки.

Тот, кто не успел меня удивить, теперь и вовсе был вне поля моего зрения. 
Вдруг он появился там, где еще пару минут назад лихачил Арсений.

Тут был целый лабиринт, состоящий из  изогнутых и закрученных 
лестниц. Та еще конструкция!  Я не заметила, как он возник, - худой, лет
 двенадцати, волосы серые, торчком, глаз я не разглядела. Коляска стояла
 теперь на небольшой высоте на рельсах лабиринта, а он полулежал сбоку
 на  металлических ребрах конструкции, стараясь подтолкнуть ее немного
 вперед. У него получалось плохо. Коляска опасно накренилась на один бок. 
 Я  пролепетала что-то жалкое вроде: “No, don’t !” (Не надо!), но он
не слышал или не обратил внимания – только сильней нахмурился. 

Тут как раз раздался крик Фили и мне пришлось мчаться к Арсению, карабкавшемуся на 
“взрослую горку” и остановившемуся на опасной высоте. Исполнив родительский долг, я повернулась к лабиринту. 
Коляска так и стояла на полпути , слегка накренившись, в беспомощном ожидании.
Он был позади: лежа на животе, подталкивал ее вперед и сам полз следом, подтягиваясь на руках.
Руки у него были сильные. А ноги, кажется,  только мешали. Налетавший порывами ветер
теребил штанины, и они болтались как белье на веревке. 
 
Оставался почти горизонтальный участок пути, а дальше – резкий спуск. 

 Я с надеждой оглядела все наше огромное «поле чудес». Никаких пап. Тот, что недавно
 раскачивался с близнецами на веревочных лестницах , виднелся черным муравьем на  мосту. 
 Опять галочьи крики моих детей, и опять:«Мам, мам, смотри, что Арс делает!»

 Уже протягивая руки к Арсу, я услыхала где-то позади себя грохот и развернулась
 на сто восемьдесят, как будто кто-то дернул меня сзади за ворот. 
 Коляска валялась внизу под спуском (отлетевший флажок желтел на земле рядом), а он,
 не развернувшись, вниз головой, по-паучьи сползал к ней по лабиринтной лестнице,
 одну за другой выбрасывая вперед худые, цепкие руки.

 Слава Богу! 
 Быстро пройдя мимо, я незаметно поправила коляску.

 Опять сильнейший порыв ветра.  Говорю детям, что пора  уходить.
 Когда оглянулась,  он возился с несчастным флажком, пытаясь приладить его к палке,
 что-то бормотал себе под нос – вид  сосредоточенно-деловой, никакой растерянности.
 Может, все же предложить помочь? Нет,  значит все испортить. Главное, «машина» цела. И он...

 Через пару минут он, выкинув флажок, уже сидел в коляске - всклокоченные серые волосы,
 улыбка до ушей. Рванул с места, и как будто ветром его сдуло.    

Мы шли по мосту.. Ветер налетал теперь так, что приходилось пригибаться, как солдатам,
идущим в атаку. Я крепко держала мальчишек за руки.
  
И  вдруг ощутила то, что было внутри него – рвущееся наружу веселье, 
радостную боль, как от прорезывающихся крыльев. 

Я вспомнила:
                               
            ... И мальчик с тачкой голосом синицы 
            Покрикивает, расчищая путь.
            Он юрок, как пролившаяся ртуть,
            И ослепителен как птица.

            Спуск как паденье, и подъем как взлет;
            Толпа, шарахаясь, вопит ему проклятья... 
            Тем упоительней ему его занятье,
            И он неистовствует – и поет!     *      
  
Это он, и это она  - наша кембриджская идиллия. 

___________________________________
*   строчки из стихотворения итальянского поэта Умберто Саба (перевод мой)