— Что ж, теперь можно подумать и о поэзии, — пробормотала Моль, окончательно запутавшись в складках тяжёлого драпового пальто. Пальто висело в шкафу, шкаф стоял в прихожей, прихожая помещалась в квартире, а та — на третьем этаже старого трёхэтажного дома, последнего в ряду таких же точно старых трёхэтажных домов по улице Вознесенской.

— Этаж последний, — сказала Моль и повторила, пробуя каждое слово на вкус: Этаж — какой?… правильно: последний. Как поцелуй, париж, танго, укус или ангел…

            Этаж — последний, чулан — всё тот же,

            Всё та же дрянь размазана по стенам…

Неплохо.

Она огляделась. В тёмном шкафу — одна-одинёшенька среди хлопьев пыли и легиона рубашек, повисших на плечиках.

Стоп-кадр: застывший в пыльном воздухе сонм ангелов…

— Сонм-сонм… сонм-сонм-сонм… — промурлыкала Моль и едва не поперхнулась:

Здесь сонмы ангелов, алкая свободы,

Стучатся в пыльные и сумрачные своды.

Тут откуда-то сверху раздался Голос. Он был таким зычным и гулким, что вначале Моль ничего не расслышала.

— Что? — закричала она, — Я ничего не слышу!

— Я говорю: нет у нас никаких сводов!— громыхнул Голос.

— Вы не могли бы говорить потише?!! — взмолилась Моль. — Желательно — шёпотом! Говорите шёпотом, будто в шкафу кто-то уснул, и вы боитесь его разбудить!

— Если этот Кто-то уснул, и я боюсь Его разбудить, — раздумчиво прошептал Голос, — чего ради я стану с Ним разговаривать?

— Хороший вопрос, — призналась Моль и немного раздражённо добавила: а вы что, философ? Парадоксов друг?

— Что-то в этом роде…— ответил Голос. — Так куда они стучатся, сонмы эти?

— Они стучатся в стены, дверь и потолок! — ответила Моль, не скрывая иронии.

— Зачем же они безобразничают? Случайный прохожий может подумать, что в шкафу завёлся полтергейст! Представляете себе что тогда начнётся?!

Моль тихонько засмеялась:

— На самом деле никто никуда не стучится. Просто я снова попала в Безвыходное Положение, а в Безвыходном Положении только и остаётся что писать стихи. Видите ли, я запуталась в складках. Этот мир полон складок. Окажись на моём месте кто пожиже, он бы уже рыдал, ожидая неминуемой смерти!

— А вы, стало быть, в ожидании неминуемой смерти — стишата пописываете?

— Ага! — радостно созналась Моль.

— И много уже написали?

— Уйму!

— Таааак…— Голос звучал всё громче и громче, словно позабыв о том, что его просили сбавить тон, — ну и где же они — ваши стихи?

— Где?.. — Моль слегка растерялась. — Ну… по большей части… тут.

— Простите?

— Я помню их наизусть.

— Что ж, прочтите что-нибудь…

— С удовольствием. Что бы вам хотелось услышать?

— Что-нибудь осмысленное… с намёком… на обстоятельства.

— Ясненько! — сказала Моль, — никаких проблем:

Вы засмейтесь, палачи!

Вы рассмейтесь, скрипачи!

Смейтесь, смейтесь, усачи!

Хохочите, хохмачи!

Наступила тишина. Голос ждал продолжения, а Моль — аплодисментов. Наконец она вежливо кашлянула, как бы давая понять, что пауза затянулась.

— Ну что ж, — осторожно сказал Голос, — нельзя не признать… у вас хорошее чувство ритма…

— Спасибо! — просияла Моль, — я знала, что вы станете меня боготворить, и из элементарного чувства благодарности спасёте от неминуемой гибели! Ведь правда, спасёте?

— Разумеется… — рассеянно отозвался Голос и, помолчав, как бы нехотя добавил, — а ведь я тоже пишу стихи. Хотите послушать?

— Конечно!

— Вот — самое свежее, надеюсь, вам понравится:

Вскормил кукушку воробей,

Бездомного птенца,

А тот возьми да и убей

Приемного отца!

Моли стихотворение не понравилось.

— Совсем неплохо…— сказала она после минутного молчания. — Птенец — бездомный. Голодный, наверное… И убийство — неожиданное и жуткое. За душу берёт!

— А вот ещё:

Тот, кто крошек не сберег,

Черствой коркой пренебрег,

Будет каяться, когда

Постучится в дверь нужда.

— Превосходные стихи, — солгала Моль, — сразу видно профессионала. К тому же — мудрые!.. Я, пожалуй, возьму у вас пару уроков стихосложения. Не хотите ли пригласить меня на чашку английского чаю?

— Я бы не прочь, — ответствовал Голос, — да вот загвоздка: терпеть не могу чай.

— В таком случае можно было бы ограничиться кофе со сливками…

— Я вообще не пью.

— Никогда?

— Никогда.

— Вот ведь незадача какая… а что же вы делаете?

— Вот, иногда с насекомыми беседую, но это — в хорошем расположении духа…

— Стало быть, у вас — хорошее расположение духа?

— Сносное.

— Тогда уже можно начинать меня спасать. Будь вы не в настроении, появилось бы какое-то оправдание, а так… никакой причины не спасать меня у вас нет. Так что — давайте… Приступайте.

Голос хмыкнул и пробурчал:

— Вас не нужно спасать. Вы и сама превосходно справитесь. Поверните направо. Теперь налево. Поднимитесь наверх. Налево. Ещё раз налево. Всё. Вы совершенно свободны.

Моль взлетела и покружила немного в темноте, пытаясь распознать источник Голоса. Не найдя никого, она протиснулась в замочную скважину и только собралась было покинуть навсегда пыльный старый шкаф, но тут Голос шепнул:

— Хотелось бы уточнить кое-что напоследок… если можно…

— Конечно всё что угодно! Я вам так обязана!

— Про палачей я всё понимаю. Вы засмейтесь, палачи. Всё ясно. А вот со скрипачами куда сложнее. Откуда эти скрипачи? Что за скрипачи такие?

Моль вздохнула и призадумалась, пытаясь сформулировать ответ. Голос понял её молчание по-своему и продолжил:

— Ну хорошо, не надо скрипачей. Давайте с усачами разберёмся. Разве на их месте не могли оказаться лихачи? Или циркачи какие-нибудь?

Моль снова вздохнула:

— Нет, никак не могли.

— Но почему?

— Видите ли, если бы на их месте оказались циркачи, вы бы меня не спасли.

Голос помолчал немного и сказал:

— Ничего не понимаю.

— Я тоже, — призналась Моль. — Но заклинание должно быть идеальным, каждый элемент на своём месте. Иначе не cработает.

— Какое заклинание?

— Все мои стихи написаны в Безвыходном Положении. Я живу, пока пишу. Прощайте.

Сказав это, Моль выпорхнула наружу, покружила по комнате и пропала из виду. Старый шкаф вздохнул и пробормотал про себя:

— Трюкачи. Калачи. Врачи. Мячи. Очи… Ничего не понимаю…